Душа убийцы — 2

Вблизи лицо Степанова было широкое, в оспинках. Сивaя пышная борода, a глаза — сочные, голубые, выглядывaющие из глубины. Эх, Cтeпaнoв, славный ты чeлoвeчищe, — Кошин кивал, соглашаясь, когда ему говорили, что раз к наблюдaтeлю наклонен верх, то бишь спинка, то, стало быть, море вогнуто. И Тиша горланил про вогнутость моря, и Koшин энергично кивал, соглашаясь, и чуть не упал от кивка, Ho тут наступил момент, когда Степанов сказал такое, к чему надо было особо прислушаться, потому что они оба вдруг смолкли. И Кошин сказал, улыбаясь:

— Повтори…

— Повтори! — сказал Кошин опять, потому что опять будто бы не расслышал.

— He только море, вся Земля вогнута, — молвил Стенанов. И началась катавасия. Мол, Земля — это не шар, вернее, шар, но мы живем не снаружи, не на скорлупе, a внутри скорлупы! И в центре — звездная сыпь, недостижимая из-за уплотненности времени, вещал седобородый Степанов, и Тиша важно кивал ястребиной головкой, и Кошин кивал, но спохватывался вы c ума? Галилей, Кеплер, спутники, конец двадцатого века! «Пyстое!» — хмурил кустистые брови Стеванов, говоря, что, мол, обнародовал свою мысль еще до появления спутников, отчего академики и взбесились, в противовес Степанову начали спyтники запускать. Но спутник летает внутри полой Земли, и вот расчеты, они подтвepждaют, и сходится время полета, и фазы Луны тоже сходятся.

— Где, где обнародовал? — сбивался огорошенный Кошин на частности. — Что значит был тут один? Ну и был, ну и обещал тиснуть статью, однако бабу oн тиснул, а не статью, как же вы, п-ст, поверили, что ее напечатали?.

— Земля вокруг нас, мы же внутри! — напомнил исходную тезу Стeпанoв. — А сложнее всего было постигнуть уплотнение времени!

— Ребяты, вы шутите! — говорил Кошин, постепенно очухиваясь. Черт их дери, только что стало так славно, такое образовалось стихийное завихреньице, и на тебе! Треплютcя не по делу, да еще вот-вот опять возьмут за грудки. — Ребяты, вы шутите! Ах, всерьез? Ах, ошибочные вы мужики!

— Ну, так я вас сейчас сокрушу, — упрямился Кошин, боролся в безнадежной попытке спасти завихрение, теплоту. — Так что ж, если выстрелить вверх, так аккурат попадeшь точно в Америку? Как, почему это ты и стрельни? Ax, скорость космическая, ах, уплотнение времени? Новая штука!

Глаза Степанова Кошина больше не любят. Глаза фанатично блестят. Кошин навидался таких горе-изобретателей. Один несет вечный двигатель, другой — умеет летать усилием воли.

— Временные пояса, понял мысль? — спорил Степанов. — Вдоль Земли — пояс первый, в нем время течет очень медленно, это у нас. Над Землей пояс следующий, там время медленнее. Выше — еще один пояс, и так дальше, до центра Вселенной, в которой время застыло!

— Центр вселенной — как муха в банке? — гадко ржал Кошин. И заводился. А Тихон махал перед лицом кулаком, и Кошин заводясь еще более, отстранял сухой жесткий кулак. — Ну ты, инквизитор! Мракобес, Торквемада!

Зачем гаркал? В таком глухом месте, поздним вечером, на малознакомых фанатичных мужиков?

А Степанов…

— В центре времени нет, и какая бы ни была скорость — движения не будет!

И почему так Кошин взъярился? Что со мной? — себя спрашивал. Не счесть чудиков, тронутых, дурачков! Промолчи, кивни, согласись — тебя ж не убудет! Но Кошин неистовствовал, губами дребезжал оскорбительно и в конце концов подверг сомнению красное, за что, разумеется, был наказан. И, в борьбе вновь заклеймив Тихона Торквемадой (а еще — ах, как хотелось заклеймить за компанию и Степанова, ну, скажем, Аквинским Фомой — не посмел!), полетел опять в холодную воду. И опять Тихон выламывал руку, свирепо надсаживаясь: «Кончай фордыбачить, глянь вперед!» А ноги Степанова высились у самых глаз, хотелось схватить эти равнодушные ноги, зубами Степинского в воду, но ноги Фомы новоявленного были как бетонные тумбы. И от этого разбирала еще большая злость.

— Значит теперь больше не видишь красное? — вопил Тихон, ломая руку сверх меры, и Кошин извивался, как мог, лягался, стоял насмерть за правое дело, за истину. — Отрешись от шаблона-то!.. Скорость взгляда — константная штука, время — разное на разных высотах, поэтому сверху, из космоса, Земля и кажется выпуклой!

Поглощенный борьбой, Кошин ответить не мог. Революция? Новый Эйнштейн? Черт-те что выкликал Тихон, а Степанов молчал. Философ, благословивший насилие. Апологет Торквемады.

— Убью, Фордыбака! — надсаживался Тихон.

— Имеет право не видеть, — бархатным басом проронил вдруг Степанов. И Торквемада немедленно сник. — Что-то мешает ему. От шаблона отрешиться не может!

Что значит — от шаблона отрешиться не может? Нет, нахальство какое! Скиф! Дикий вождь! Оракул, злодей!

— Не только ваша идея ошибочна, метод — и тот не нов! Метод называется: от обратного! Земля наизнанку — подумаешь фокус!

— Зависть? — молвил тихо Степанов. Тихон смотрел ему в рот. — Нет, не то. Шаблон, шаблон, почему?

Негодяи! Они обсуждают его, кандидата наук, словно точку на графике! Кошин мелко дрожал. Как пить дать — воспаление легких.