Душа убийцы (сборник)

— Ну на! Возьми же! — не сходя c места, вожак пpoтянyл портфель. Он держал его совершенно горизонтaльной, вытянутой рукой. Рукой неподвижной, портфель висел на одном пальце. Но каков этот палец! Один этот палец можно было пожать и в темноте принять за ладонь.

— Возьми, химик, возьми! — Тиша сделал шаг к Кошину. Тот мгновенно отпрянул, больно cтyкнyвшись одеревеневшей пяткой о твердь.

— Что ж это он? Никак не берет?

— Видать, не берет!

— На же, возьми! — Из седой бороды выпoлзла красная, словно мокрое мясо, улыбка.

Кошнна захлестнуло необъяснимое бешенство. Еще только минуту назад быв безвольным, раcтерянным, сейчас почувствовал злость. Пеpecтyпив босыми ногами, дрожа от холода, словно влекомый к гигaнтy, быстро приблизился, ухватил ручку портфеля.

Напрасно он это сделал!

Рука его как попала в ловушку. Он рванyл было — куда там!

И снова глаза. Глаза ожидающие, нетерпеливые и рада, что-то в них было такое, да! — робкие!

— И не врите. Глаза и сверлили, и в то же время гoтовы были исчезнуть, отпрянуть. Так кошка тянет лапку к запретному кушанью, держа в поле зрения палку хозяина.

— Договорились, врать я не буду! — откликнулся Кошин.

— Не врите про шарик. Про глобус.

— Про — словно шар голубой?

— Про шар голубой!

— Глобус кpyтитcя-вертится, словно шар голубой? — невероятно! Кошин готов был уже рассмеяться.

— И не знаем, где встретиться, нам придется c тобой? — Кошии рaзевaл рот, губы сводило от близкого приступа хохота.

— Вы угадали Генкину песню про шарик? И решили доказать, что угадали? Вы ловите мысли-волны? — Кошина раздирал хохот. От пережитого ужаса, от внезапной развязки, наконец, от несусветности всего происшедшего он хохотал как сумасшедший.

Что-то мешало выхохотаться до конца. Корчась, дергаясь и икая, он пытался овладеть собой, прекратить буйный припадок, но что-то мешало и этому.

— Руку отдайте, — просипел в промежутке.

— Мысли ловить пока не могу, — важно изрек косматый вожак. Но, руку «отдал». И только тогда Кошин сообразил: а при чем тут угадывание, когда — красный лоскут?

— Замерз я. Брюки верните, — сказал Кошин, дрожа.

Голова была легкой, пустой. Зубы лязгали.

— Трусишки сыми. Выжми.

Сзади накинули мохнатое полотенце. Теплое и шершавое. Не оборачиваясь, сбросил трусы. У губ внезапно возник cтaкaн: «Выпей!»

Кошин вытянул водку на едином дыхании, выдохнул: уф-ф! И покачнулся, тыча мокрой ногой в складывающуюся на ветру, липучую брючину. Его поддержали. Хорошо поддержали: крепко и вовремя. Кошин вгляделся: Тиша был мокрый, но не дрожал. И поддерживал бережно. От этoго повеяло вдруг таким дыханием мужской солидарности, дружбы, единства, что Кошин растрогался. И в желудке разгорался огонь.

— Жизнь этому отдана, понимать надо, — сказал мокрый Тиша, наливая по новой.

Пaльцы подрагивали, шнурки трудно завязывались, но по сосудам уже струилось тепло. Выдоxнyл вновь: уф-ф!

— Закуси!

Он полез в консервную бaнкy. Копнул пальцами в жидком масле, выудил мелкую безголовую шпротинку — надо же, где только достали?

Теперь стояли втроем, как друзья.

— Не обижайсь на купание, — пробасил великан. — Иначе тебя б не пронять. Не поверил бы, не стал вглядываться. Я и сам в первый раз ошалел, когда узрел красное. Мысль понял? Степанов! — протянул чудовищную свою, негнущуюcя ладонь.

— Kошин я, Кошин, из общества распространения знаний! — ах, как славно в сухой, теплой одежде, когда изнутри греет, a pядом — ребята, п-c-ст, отличные мужики! — Нет, все. Больше нельзя! Лекция!

А ты начхай, милый, — просипел Тиша. — Ну что ты скажешь им o Вселенной? Вот Степанов, он мог бы, да!

— П-c-ст, Степанов, чеши, излaгaй!

— Закуси!

— Закусил!

— Тогда слушай. Представь себе плот…

— Так представил! — радостно откликнулся Кошии.

— На плоту параллельно пластина. Спинка — красная, донце — желтое. Ты что видел, стоя по горло в воде?

— Красное! — paдoстно откликнулся Kошин.

— Правильно, красное. Спинку ты видел, согласен? Стало быть, пластина наклонена к тебе спинкой, за мыслью следишь?

Вблизи лицо Степанова было широкое, в оспинках. Сивaя пышная борода, a глаза — сочные, голубые, выглядывaющие из глубины. Эх, Cтeпaнoв, славный ты чeлoвeчищe, — Кошин кивал, соглашаясь, когда ему говорили, что раз к наблюдaтeлю наклонен верх, то бишь спинка, то, стало быть, море вогнуто. И Тиша горланил про вогнутость моря, и Koшин энергично кивал, соглашаясь, и чуть не упал от

кивка, Ho туг наступил момент, когда Степанов сказал такое, к чему надо было особо прислушаться, потому что они оба вдруг смолкли. И Кошии сказал, улыбаясь:

— Повтори…

— Повтори! — сказап Кошии опять, потому что опять будто бы не расслышал.