Душа убийцы (сборник)

—Это ваши ребята не тянут! Играйте то, что в сценарии, там железно расписано: образ заблудшего хоккеиста, компания…

— Ах, не в этом, поймите, не в этом, Медедев, дело! Это все на поверхности. Глубже, глубже копайте! Покажи исступление, зверство…

— Не понимаю, чего вы хотите, - сказал Стива устало. — Зверство— зачем?

— Зачем выламывать зубы? — и я подхватил. — Все ведь так просто: нарушил режим, звездная мания…

— Оставьте, с вами все ясно! — Краска залила мне лицо. А он говорил уже им:— Содрогнуться зрителя надо заставить, пусть всколыхнется, пусть вздрогнет, очнется! Пусть и оглянется! Если б только понять, что творится в мрачной, нераскрытой душе! — и вдруг умолк, уставился на Барона: — Как людей отучить убивать? Ненавидеть как отучить?

Барон между тем жевал шоколад. Губы его были темны.

Что значит: «с вами все ясно»? — вдруг мне стукнуло в голову.

— Стойте, замрите! — воскликнул Леонид Леонидович. Что делать — мы замерли. Я, помню, подумал, что уж кто особенно должен бы быть недовольным, так это Пшеничников: холодно лежать на земле. Ах, Леонид Леонидович, Леонид Леонидович!

— У? — отвлекся от шоколада Барон.

— Поймите, — вяло взмахнул рукой режиссер, утвердить достоинство жизни, жизни веселой, искрящейся смехом, разодрать мрак блеском вспыхнувшей шутки — вот задача искусства! При чем тут звездная мания? Лепет какой-то!

Несмотря на то, что бил он в меня, взгляд по-прежнему нацелен был на Барона. В то же время и я был в прицеле — я это знал.

— У! — подтвердил тот и принялся за шоколад.

И вдруг Леонид Леонидович, этот одетый толсто и дорого, высокомернейший человек, проворно метнулся в толпу. Зеваки, окружившие съемочную площадку, подались назад. И он исчез. Мы растерянно затоптались. Легкий снежок кружился над нами, но, падая, таял, утолщая слой жидкого месива на асфальте. Стало вдруг зябко. Съемка не шла. Что ему «ясно»? — я думал зло. Какого рожна тогда принял сценарий?

— Замрите, не расходитесь! —командовала девчушка-помреж

— Ловите, ловите! — послышался неожиданный голос. В толпе началась суета. Кто-то присел, кто-то рванулся, Барон ел шоколад.

Наконец этот «ясновидящий» Леонид Леонидович появился. В руках его волновалась белая грязная курица. С беличьих шкурок кое-где капало. Покрытый ими, как панцирем, шубовладелец держался будто он — Цезарь.

— Держи! — новоявленный Цезарь сунул курицу в ладони Барона. Тот потоптался, но принял. Из пальцев его по-прежнему торчал шоколад, ставший оплывшим, противным каким-то. Свободной рукой Барон заталкивал курицу в сгиб локтя.

— Брось шоколад! — свирепо крикнул Леонид Леонидович.

Барон недоуменно смигиул, но не бросил. С трудом наклонив могучую шею, быстро выхватил остатки шоколада губами.

Курица квохтнула.

— На! — протянул Леонид Леонидович тяжелый топор. — Отруби изменнице голову!

—У?

— Слушай приказ!— зарычал режиссер: — Равняйс-сь! С-смирна-а!

Барон подтянулся.

— Я — генерал! —отклячил свой подбородок Леонид Леонидович. Девчушка-помреж ловко нацепила ему золотые погоны. — Эта курица — подлый предатель, изменник! Изменнику — смерть!

— Предатель?

— У! — подхлестнул Леонид Леонидович.

Дальнейщее нас поразило. Хладнокровно и ловко, будто профессиональный куреубийца, Барон перевернул жертву на спину и плюхнул на ящик, заменяющий плаху. Хохлатка притихла. Палач оттянул пальцами клюв, поднял свoбодной рукой топор… Короткий тупой удар — приговор был исполнен.

— Отлично! — кричал Леонид Леонидович. — Снимайте эти глаза! Этот рот в шоколаде!

Барон тут же утерся. Уставился в камеру.

И тут Стива издал то ли вопль, то ли стон и схватился за голову.

— Что с тобой, Стива? меня словно дернули за язык.

— Ах, не то! Игры! Все — детские игры!.. Не пережили мы этого!

— Вспыхнуло н умчалось? — я подхватил, короткими, быстрыми взмахами растирая свой лоб. Леонид Леонидович мимолетно взглянул. Отвернулся к Барону.

— Ложь! Все — ложь и вранье! Снами все ясно! —наяривал Стива.

— А что — не вранье? — спрашивал я. — Что нужно выкопать в душе куреубийцы?

— Разве что — мысль о яйце?

—Всмятку?

— В мешочке!— угрюмо и безнадежно возгласил Стива…

Это отчаяние… Эта покорность злосчастной судьбе!.. Я заржал, тогда и Стива заржал. Смех, как ветер в листве, пробежал по толпе. — Дайте еще шоколаду! — Леонид Леонидович будто не слышал. — Так, приготовиться! — пробежал вдоль площадки туда и обратно. Выло видно, что он что-то обдумывает, но еще не решил. — Слу-ушайте! - вдруг зычно вскричал и опять пробежал вдоль площадки: туда и обратно. — Внимание: я — узурпатор, превысивший полномочия! Курица ни в чем не повинна. Кто-нибудь, эй, кто там? Кто будет судьей?

Нехорошее чувство мной овладело. Что это значит? Какая-то курица, палач, узурпатор… Разве это было в сценарии?

Я сказал:

— Я буду судьей!

Наверное, в моем голосе что-то было такое. Леонид Леонидович посмотрел на меня. Сомнение. Может быть, любопытство. Я сделал гримасу: не нравлюсь? Так не напрашиваюсь!

Он высоко поднял брови, как это делают, желая обозначить вопрос, но не тратя попустy слов.

Я пожал безразлично плечами.