Как снаряд пролетел Славка по комнате, со скрежетом прокатил по длинному барачному коридору, зацокал подшипниками по деревянным ступеням.
— Ой, пусти! Ой, пусти! Ой, пусти! — Женька визжала. И младшие, вбежав, вслед за ней: — Ой, пусти! Ой!
Катил Славка по центральной улице имени товарища Сталина, шарахались женщины — никому не хотел уступать.
Гремели сухие подшипники, а рядом проносились черные «эмки», и ноги шаркали возле лица.
Отбившись от ручонок-ветвей, бежала Лида за мужем. Видела издали — и могла бы догнать. Но не хотела себя пересиливать.
— Эй, лейтенант, гривенник за проезд! — осклабился старший Матыкин. И Славка опять скрипнул зубами. Так скрипнул, что издали Лида услышала — все шумы города заглушил.
Налетел огненный вихрь, опалил Славкину золотоволосую голову. Ухватил лейтенант высокий тупоносый ботинок, за высокую жесткую пятку схватил и рванул, другой сильной рукой вцепившись в бордюр.
Свалился подкошенный Лешка Матыкин, стукнулся, на беду, затылком о звонкий булыжник.
Помертвело лицо, кровь просочилась через косую щель рта.
Размахнулся Борька Матыкин - и ногой в грудь обидчика брата. Упал лейтенант. Раскинулся на спине — руки как крылья. Тележка со скрежетом откатилась — не закрепил летчик ремни.
Размахнулся Митька Матыкин — и ногой по синим глазам. Нет, не закреплял летчик ремни, не думал, видно, бегством спасаться.
— Не над-да! — кричала Лида и выла волчицей.
— Над-дай! Нада-давай! — слышалось братьям Матыкиным. Оглянулись на старшего брата, увидели серое заостренье лица.
— Что же ты с Лешенькой, братцем, наделал?
— Мало еще! — прохрипел лейтенант. — В следующий раз и вам, гадам, достанется!
— Ну врешь, следующего раза не будет!
И прыгнули, как слоны разъяренные.
И затоптали лежачего.
КИКС
Детективная история
Когда, казалось, все вопросы были исчерпаны, один из этих людей опять поманил Аитоху к себе:
— Мазуркевич! — представился. — Петр Петрович.
— Антоха! — ответил Антон.
— Это чье?
Из стакана, поблескивающего стеклянными гранями с радиолы, торчали заборчиком уголки: деньги. Червонцы.
— Мое, разумеется, — охотно ответил Антоха. — Родители, уезжая, оставили на прожитье. А что, считаете — мало?
— Все до единой бумажки на месте?
— Что не истрачены — все! А вы будто в толк не возьмете: воры в гостиную и носа не сунули!
Мазуркевич был хмур, молчалив. Промолчал и сейчас. Примечателен был щеками: твердыми, синими от несоскабливаемых остатков щетины. Задумываясь, выискивал ноггями эти синие волоски и, морщась от мучительного наслаждения, выдирал. А когда особенно увлекался, наступало самое интересное: клал на зубок вырванную волосину и, клацая, как обезьянка, быстро раздрабливал. Сплевывал. Такая привычка.
Наблюдая его, Антоха забавлялся безмерно — откуда мог знать, что эксперт был уверен: радиолу недавно сдвигали! А если сдвигали — то кто? И зачем? Воры? Но отчего же не тронули деньги на ней? Однако Антоха не знал про эксперта и отвечал оживленно, с нахальнo-подчеркнутой скрупулезностью излагая: