Душа убийцы (сборник)

— Пигмалион с шишкой на черепе! — заорал он, взлетая. — Зачем ткнул кик-стартер задней ногой?

«Пусть себе полетает! — решил я промолчать. — Кто это ткнул кик-стартер задней ногой?»

— Трахнутый! — ругался он, возвращаясь. — Тебя следует познакомить со стоящей женщиной, понимающей кое в чем и суровой! Чтобы не трепался насчет мнимых новых дурищ!

«С женщиной? Я не против! Но не надо — суровой!»

— Чтобы вышибла сиреневую дурь из тебя! — кричал он с земли зло и разнузданно. — Ты был жалок со своим букетом сирени! Женщины, а равно и техника, хлыст а-ба-жа-ют!

Я продолжал хохотать. Но смех мой терял в убедительности. «При чем здесь сирень? Чтоб меня видели с букетом сирени?» Чем громче я хохотал, тем больше ощущалась в моем смехе натуга. «Чтоб когда-нибудь кто-нибудь мог меня видеть с сиренью? Нет, никто, никогда и нигде не мог меня видеть с букетом сирени!»

Я хватал себя за бока, я давился и кашлял от смеха. Нет, он не мог меня видеть с сиренью! Было темно, и этот букетик я кинул в окошко. Никто, никто не видел меня, и даже Стелла не видела, когда я подкидывал этот букетик.

— Букетом заманивал эту дурищу? Он так и втерся в пространство между нашими энергичными животами — какая точность, маэстро! Мы смеялись над этим как дети!

Смех из меня вышел, как газ из воздушного шара. До сих пор простить себе не могу, что просипел в тот момент. Да, в тот момент я просипел:

— Слушай, Стас, но ты говорил, что мне глаза раскрывал? Что для меня же старался! Так зачем ж смеялся с ней?.. Надо мной?

Есть во мне дурацкое свойство: все думаю, что относятся ко мне хорошо. Вот они делают пакость, а мне все кажется, что до конца не дойдут. Что спохватятся, спросят себя: за что мы его? Дурацкое свойство, ох же дурацкое!

Вот спросил его и тут же понял: ну, я и дурак! Потому что, пожалуй, никогда раньше не видел, чтобы так менялось лицо. Даже челюсть у него отвалилась: так удивился. А затем этак ехидненько начинает хихикать: хии… хии… хии… Словно вытягивает старый гвоздь низ ссохлой доски.

— Я, котик, так для тебя постарался (и опять клещами за гвоздь: хии… хии…) — что до сих пор я… болит!

Я подумал, что теперь-то он напросился. Пора ему врезать. Надо врезать ему, вот прямо сейчас: ногой в подбородок! А пока будет барахтаться, той же ногой да в то самое место, которое болит до сих пор.

Он прищурил глаза. В них будто что-то сверкнуло. Как бритва. «Нет! — решил я.— Пусть сначала поднимется!»

— Вставай, Стас, — сказал я. — Вставай же!

Он резво вскочим и сразу отпрыгнул назад — для разбега. А у меня вдруг почва ушла из-под ног. Нет, я не трус, я уверен, что я сильнее. У меня руки — длинные, загребущие. И хотя он повыше, пожилистей, а я — приземист, широк, но у меня культуристские бицепсы, трицепсы, трехглавые и разгибатели плеч. Я прямо-таки физически ощутил, как сжимаю его, а он — хоть и верток и жёсток — но он трещит всеми своими костями в объятиях… Коряги мои, знаете, можно быку голову отвернуть! Мне бы только его ухватить…

Он сделал прыжок в сторону и как-то по собачьи подвигал ступнями, готовясь.

— Ну ты, чокнутый! — скрипучий смех оборвался, гвоздь был выдернут из доски. — Так я встал!

И я вдруг увидел, как он взглядом нащупал булыгу. Гладкий камень, килограммов под шесть, и для обхвата

удобен.

Что-то притянуло и мой взгляд, что-то напомнило о себе: краскопульт! Ах, кто его вбил под железную дверь?

Впрочем — чушь, напрасная подстраховка: все равно я не смогу метнуть его в Стаса! А если метлу — хоть с полуметра! — не сумело попасть.

Но Стас так и косит глазом на камень!

И я сказал без напора. Не сказал — бормотнул для порядка:

— Врезал бы я тебе… Да неохота мараться!

Однако даже эту пустячную фразу сказал я напрасно! Как он кинулся, как ловко нагнулся за камнем! С какой ненавистью уставился на меня, как непреклонно пошел, сузив ямочки на щеках! Не друг был перед ним — мразь, гнойный нарыв! И руки у меня опустились.

Он шел на меня, и я тут же представил, как он вобьет в грудь кулак (если не камень), как грудная клетка гулко откликнется, и как ни один мой мускул не шевельнется, чтобы ответно ударить.

Но тут услыхал. Дальний рокот мотора. И что-то влилось в меня. Не стронувшись с места, как сделал шаг навстречу. И Стас это почувствовал, замер. А рокот слышался громче. Однако Стас, думаю, был слишком втравлен в предстоящую драку, в общем, он снова пошел.

И я промолчал. Только он повел левой рукой для обмана (а камень-то в правой!), как Афродита выскочила на гребень холма, и… И Стас опять отведал прелесть полета!

… — Ну хорошо, хорошо, — похохатывал он, смущенно и тайно массируя шею, — пусть там, за холмом, никто не дежурил, пусть неким мистическим способом она самостоятельно развернулась, в конце концов, я не спорю: это нормальная техника, но именно техника, именно Это! В лучшем случае самоуправляемый робот!

— Я дам тебе денег! — он продолжал. — Сойдемся в цене!

И я снова пе спорил. Он и сам понимал, что предложение денег нелепо. Афродита заменила мне Стеллу — какие тут деньги!