Два окна на Арбат

— Доктор, дорогой, — страстно заговорил свежий папаша, — умоляю вас, одно только слово: девочка или мальчик? Заклинаю всем святым: девочка или мальчик?

Антиохий Кузьмич поднял глаза — коллектив бодрствовал. И он привычно, как всегда поступал в трудную минуту, посоветовался с коллективом:

— Какие будут предложения?

— Девочка, — тотчас сказал один.

— Мальчик, — с жаром возразил другой.

— Пойдем на компромисс, — тут же внес предложение председатель месткома. — Пусть будут мальчик и девочка. Двойня!

— И передайте, пожалуйста, — попросил младший референт сектора неликвидов, — обе мамы чувствуют себя прекрасно.

Сами понимаете, сна как не бывало. Со свежими силами мы снова принялись за производственное совещание.

Правда, отдельные товарищи обвиняют телефон в некоторой бестактности и даже, извините, в грубости. Дескать, он имеет привычку бесцеремонно врываться без спроса в самое неподходящее место и время. Даже приводят такие примеры.

В конференц-зале идет торжественное заседание. Докладчик на ораторском подъеме. В зале благоговейная тишина.

И вдруг знакомое: дзинь, дзинь, дзинь.

— Пригласите к аппарату докладчика.

— Позвольте, но он…

— Тут надо решить один вопросик по поводу прошлогоднего снега. Побыстрее, пожалуйста.

И вообще, говорят критики телефона, этот нахал не хочет ни минуты подождать, он всюду лезет без очереди. Руководитель учреждения ведет прием, идут к нему люди — ну позарез нужно. Сидят, выкладывают самое-самое.

— Дзинь, дзинь, дзинь! Слушайте, это у вас работает гражданка Тырмукалова?

— У нас.

— Слуште, я себя называть, конечно дело, не стану, но мы ее хотим сурьезно предупредить. И вас тоже. Ежели она и впредь будет так нарушать общественный распорядок на кухне, а вы ей будете потакать-потворствовать, мы примем меры…

— Товарищ, извините, но я…

— Вы меня не перебивайте, а обязаны выслушать до конца. А не то и на вас управу найдем!..

Не знаю, не знаю, может, эти товарищи преувеличивают. Лично для меня телефон — это радость. Представляете, сидишь вечером у телевизора и, борясь с зевотой, смотришь скучную пьесу, где герой объясняется с героиней на каком-то давно вымершем языке.

А тут друг-телефон:

— Дзинь, дзинь, дзинь! Алё!.. Полина, это ты? Полина?.. Гы-гы-гы!.. Ты чёй-та под мужика заговорила? Пива, что ли, вчера холодного хлебнула? Гы-гы-гы!.. Мысли, говорю, появились… Слышь, Полин?

Друг-телефон не забывает обо мне даже глубокой ночью. Между третьим и четвертым сном он нет-нет да наведается:

— Дзинь, дзинь, дзинь! Не разбудил, старик? Вот мы тут сидим в компании… Может, подгребешь?.. Ну, смотри… М-да, а «Спартак»-то опять, да? Кто же додумался нападение-то такое поставить? Бить-то некому… Вот если бы они поменяли защиту на нападение, а нападение на полузащиту, а… Что? Ты не согласен?.. Ах, спать хочешь? Ну, давай, давай, дрыхни… Я через часок тебе звякну…

Нет, что ни говорите, а телефон — это не роскошь…

Ну, а мы?

1973

ДАВАЙТЕ СОБЛЮДАТЬ

По самым приблизительным подсчетам в общественных местах крупного города (как-то улицы, диетические столовые, трамваи, парки культуры) на каждых трех кубических метрах размещается что-то около 3,4 памятника современной письменности.

Это указатели, таблички, объявления, наставления, разрешения и запрещения, установленные на все случаи нашей быстробегущей жизни.

Здесь не имеются в виду тяжелые мемориальные плиты: «Трест Арктикуголь», листочки в косую линейку: «Ищу место няни», а также афоризмы, рубленные печатно и неоново: «Книга — лучший подарок», «Духи — лучший подарок», «Автомобиль — лучший подарок», «Часы — лучший подарок».

Речь идет о самых конкретных рекомендациях, необходимых нам позарез на каждом шагу: «Стойте», «Идите», «Держитесь правой стороны», «Держитесь левой стороны», «Стойте справа, проходите слева», «Хода нет», «Вход за углом».

Бывает, отдельные граждане даже высказывают вслух свое по этому поводу неудовольствие. Дескать, зачем же его так много, наглядно-указующего материала? Дескать, мы сами, что ли, не разберемся, что к чему? И так далее.

Каюсь, время от времени я и сам солидаризируюсь с этими ворчащими гражданами. Например, когда на газоне рядом с тремя полузакрытыми анютиными глазками во всю рожу щерятся фанерные лопухи: «Не рвать», «Не топтать», «Не валяться», «Не кувыркаться», «На тракторе не заезжать».

И все-таки. И тем не менее.

По зрелом размышлении приходишь к выводу: ан нет, не зря. Право, не зря висит на своих местах большинство наглядных указаний. В самом деле, понаблюдайте: девять граждан, как миленькие, если стоят, то стоят справа, а если проходят, так уж только слева. А вот десятый — тот упрямо держится левой стороны там, где надо держаться правой, и, расталкивая налево и направо всех встречных, ломится напролом под категорическое: «Входа нет».

Этот десятый, он — все наоборот. Он курит в вагоне для некурящих. Приносит с собой и распивает как раз там, где, по мудрому замыслу администрации, семейные граждане с малолетними чадами своими должны кушать манные биточки и запивать их сливовым компотом.