Я сопротивлялся, чтобы души не загораживали мне вид. Передо мной плыли размытые лица, горестные вздохи обдавали горячим дыханием мою кожу.
Врат как таковых не было, были просто проемы.
Возле них стояли мертвецы-прислужники, с виду более плотные, а на самом деле с такими же просвечивающими фигурами, как у других, разве что чуть плотнее и различимее; они манили к себе потерянные души, каждую называя по имени; они перекрывали ураганный ветер призывами к тому, что каждый должен найти дорогу внутрь и что это еще не вечные муки.
Чадили факелы; по верху стен горели лампы. Небо располосовывали зигзаги молний и мощный таинственный фейерверк от выстрелов пушек — и старинных, и современных. Воздух был наполнен запахом пороха и крови. Снова и снова вспыхивали опта, словно в каком-то сказочном представлении, устроенном па потеху старинного китайского императорского двора, а затем вновь накатил мрак, делая все вокруг нематериальным и холодным.
— Входите внутрь,— пропели мертвецы-прислужники, призраки столь же решительные, каким был Роджер, в одеяниях вcex времен и народов, мужчины и женщины, дети, старики — ни одного непрозрачного тела,— все они направлялись мимо нас в запредельную долину, пытаясь помочь боровшимся, проклинающим, упавшим. Мертвецы-помощники из Индии в своих шелковых сари, из Египта — в платьях из хлопка, из давно канувших в Лету царств — в великолепных, богато изукрашенных придворных одеяниях; костюмы со всего света — украшенные перьями наряды, которые мы называем дикарскими, темные сутаны священников; самовыражение всего света, от самого примитивного до великолепнейшего.
Я прильнул к Мемноху. Была ли она прекрасной или отталкивающей — эта толпа из представителей всех времен и народов? Черные, белые, азиаты — люди всех рас, с вытянутыми вперед руками уверенно движущиеся среди потерянных и смятенных душ!
Сама земля жгла мне подошвы; почерневший каменистый мергель, усыпанный мелкой крошкой. Почему это? Зачем?
По всем направлениям то резко, то плавно вздымались горные склоны, переходили в отвесные скалы, стремились ввысь и обрывались в глубокие ущелья, заполненные дымчатым туманным сумраком и казавшиеся самой преисподней.
В проемах арок то мерцал, то вспыхивал свет; крутые изломы лестниц на отвесных каменных стенах уводили к едва различимым глазом долинам и стремительным потокам, над которыми поднимался пар,— золотистым и красным от крови.
— Мемнох, помоги мне! — прошептал я. Я не осмеливался выпустить из рук Плат. И не мог заткнуть уши. Стенания впивались в мою душу, как топоры, отсекая от нее кусок за куском.— Мемнох, это невыносимо!
— Мы поможем тебе,— воскликнули призраки-прислужники, стайка которых окружила меня со всех сторон, чтобы расцеловать и обнять. Глаза их были широко раскрыты в приливе сочувствия.— Лестат пришел. Лестат здесь. Мемнох привел его. Войди в ад.
Голоса то нарастали, то утихали, они звучали то поодиночке, то вместе, словно множество людей твердили по четкам молитвы, каждый начиная со своего места, и постепенно голоса стали звучать нараспев.
— Мы любим тебя.
— Не бойся. Ты нам нужен.
— Останься с нами.
— Помоги нам скоротать время.
Я чувствовал их нежные утешающие прикосновения, хотя меня ужасали и пылающий свет, и полыхающие на небе вспышки, а запах дыма щекотал ноздри.
— Мемнох! — Я вцепился в его почерневшую руку, пока он тащил меня за собой, строго, с отстраненным выражений на лице озирая свое адское царство.
И там под нами, за скальной расщелиной, лежали бесконечные равнины, усеянные блуждающими и спорящими мертвецами, рыдающими, потерянными, испуганными,— теми, кого вели, собирали и утешали призраки-прислужники; а иные бежали опрометью, словно могли спастись, но лишь натыкались па толпы душ и продолжали безнадежно бегать по кругу.
Откуда исходил этот адский свет, это мощное и неослабное сияние? Водопады искр, неожиданные вспышки пылающего красного цвета, пламя, кометы, дугой проносящиеся над вершинами.
Вопли усиливались, эхом отдаваясь от скал. Души подвывали и пели. Мертвецы-прислужники бросались, чтобы помочь упавшим встать на ноги, проводить тех, кто наконец подходил к тем или иным лестницам или вратам, входам в пещеры или тропинкам.
— Проклинаю Его, проклинаю Его, проклинаю Его! — отдавалось эхом в горах и разносилось по долинам,
— Никакой справедливости, даже после того, что было совершено!
— Ты же не можешь сказать...
— ...Кто-то должен поступить правильно...
— Иди сюда, я держу тебя за руку,— сказал Мемнох и пошел дальше с тем же суровым выражением на лице, проворно ведя меня вниз по гулким ступеням, крутым, опасно узким и вьющимся вокруг скалы.
— Я не вынесу этого! — закричал я. Но мой голос отнесло прочь. Я снова запустил правую руку под пиджак, чтобы ощутить Плат, а затем потянулся к выщербленной, осыпающейся стене. Были ли то специально выдолбленные в стене углубления? Цеплялись ли другие за них, чтобы удержаться и не упасть? Вопли и стенания совершенно лишили меня рассудка. Мы пришли в следующую долину.