Два вампира (сборник)

— Ах да, прости меня,— сказал рыжий.— Я даже не предложил тебе кубок. Господи, подумать только, я кинул тебе на пол простой ограненный бриллиант, когда хотел получить твою любовь.

Он взял кубок — богатую, изысканную вещицу, инкрустированную серебром и усыпанную крошечными сверкающими камнями. Теперь я заметил, что все кубки составляли один набор, на каждом были вырезаны миниатюрные изящные фигурки, украшенные одинаковыми яркими камешками. Он со звоном поставил кубок на стол, взял у меня кувшин, наполнил кубок и протянул его мне.

Я подумал, что меня вырвет прямо на пол. Я посмотрел на мужчину, на его почти приятное лицо и красивые огненнорыжие волосы. Лицо его озарила мальчишеская улыбка, открывшая мелкие, но идеально белые, просто жемчужные зубы. Казалось, он влюбился в меня до безумия и размечтался, не произнося ни слова.

— Бери, выпей,— велел мне Мастер.— Ты ступил на опасный. путь, Амадео, так выпей же за знания, выпей за силу.

— Вы ведь не смеетесь надо мной, сударь, правда? — спросил я, уставившись, на рыжего, но обращаясь непосредственно к Мариусу.

— Я люблю тебя,— ответил Мастер,— но ты все-таки замечаешь что-то в моих словах, так как от человеческой крови я грубею. Так всегда бывает. Только в голодании я обретаю божественную чистоту.

— Да, и на каждом перекрестке поворачиваете меня в нужную сторону,— сказал я.— Прочь от кары и поближе к чувствам, к удовольствиям.

 Я встретился взглядом с рыжим. Но я слышал ответ Мариуса.

— Кара — это и есть убийство, вот в чем камень преткновения. Кара — это убивать без причины, просто так, не за «честь, благородство и порядочность», как говорит наш друг.

— Да! — сказал «наш друг», повернувшись к Мариусу, а потом опять ко мне.— Пей! — Он протянул лше кубок.

— А когда все будет кончено, Амадео, собери эти кубки и отнеси домой, чтобы они служили напоминанием о моем провале — или поражении, ибо это одно и то же,— а также уроком для тебя. Редко я вижу это так отчетливо и ясно.

 Рыжий, увлекшись флиртом, наклонился вперед и поднес кубок прямо к моим губам.

— Маленький Давид, ты вырастешь и станешь королем — помнишь? Да, я мог бы поклоняться тебе, маленький мужчина с нежными щечками, и молить хоть об одном псалме от твоей арфы, хоть об одном, лишь бы ты дал его по собственной воле!

 Мой Мастер тихо прошептал:

— Можешь исполнить последнее желание умирающего?

— По-моему, он умер! — громко воскликнул седой человек.— Смотри, Мартино, кажется, я таки убил его: у него кровь течет из головы, как сок из помидора, черт бы его побрал. Посмотри!

— Да заткнись ты! — сказал рыжеволосый Мартино, не сводя с меня глаз.— Ну же, исполни последнюю просьбу умирающего, маленький Давид,— продолжал он.— Все мы умрем Я умру за тебя, так не умрете ли вы со мной, сударь,— ненадолго, прямо в моих руках? Давай поиграем в одну игру. Она вас развлечет, Мариус Римский. Посмотрите, как я заберусь на него, как я ритмично и искусно буду его гладить, и на ваших глазах скульптура из плоти забьет фонтаном, я поработаю насосом, и мне в руки хлынет влага.

Он сложил руки, как будто уже получил то, что хотел. Он еще долго смотрел на меня, а потом низким шепотом произнес:

— Я слишком мягок, из меня скульптуры не получится. Дай же мне отпить от твоего фонтана. Сжалься над умирающим от жажды.

Я выхватил из его дрожащей руки и одним глотком опустошил кубок. Внутри все напряглось, и мне показалось, что сейчас вино поднимется обратно и меня вырвет. Я заставил его спуститься вниз. Я посмотрел на моего Мастера.

— Как же мерзко, мне противно.

— Чушь какая,— ответил он, едва шевеля губами.— Смотри, какая вокруг красота!

— Будь я проклят, если он не умер,— сказал седой. Он пнул труп Франсиско на полу.— Мартино, я пошел.

— Останьтесь, сударь,— сказал Мариус.— Я поцелую вас на ночь.

Он хлопнул его по запястью и набросился на его горло. Интересно, что подумал в тот момент рыжий, который, едва взглянув на них, продолжил свои уговоры. Он опять наполнил мой кубок. Седой человек издал стон, или это был Мариус? Я окаменел от ужаса. Когда он отвернулся от своей жертвы, я увидел разлившуюся в нем новую кровь и отдал бы все на свете, лишь бы он снова стал белым — мой мраморный бог, мой высеченный из камня повелитель в нашей общей постели.

Рыжий встал прямо передо мной, перегнулся через стол и мокрыми губами приложился к моему рту.

— Я умираю из-за тебя, мальчик! — объявил он.

— Нет, ты умираешь без причины,— сказал Мариус.

— Мастер, пожалуйста, только не его! — крикнул я.

Я отлетел назад, чуть не потеряв равновесие. Рука моего господина разделила нас, и его ладонь легла рыжему на плечо.

— В чем же тайна, сударь? — отчаянно крикнул я,— тайна храма Святой Софии, в которую нужно поверить?

Рыжий был совершенно одурманен. Он сознавал, что перебрал, что происходящее не поддается никакой логике, но был уверен, что виной всему опьянение. Он покосился на руку Мариуса, лежавшую у него на груди, и даже повернулся, чтобы получше рассмотреть пальцы, сжимавшие его плечо. Потом он взглянул Мариусу в лицо, и я тоже.