Два вампира (сборник)

— Прежде всего тем, что они женщины, женщины-проповедницы. Монахини всегда были сестрами милосердия,, учили детей или вели- затворническую жизнь в монастырях и неустанно возносили молитвы Богу — истошно блеяли хором, как и положено овцам Господним. А ее женщины должны становиться учеными богословами, церковными ораторами. Их задача — передать слушателям собственную страсть, жар души, они будут обращаться к несчастным, нищим, обездоленным женщинам и помогать им изменить окружающий мир.

— Феминистские взгляды вперемешку с религиозным рвением.

— Из этого могло что-то получиться. Во всяком случае, шансов на это было не меньше, чем у любого другого подобного начинания. Кто знает, почему в четырнадцатом столетии, например, один монах сошел с ума, а другой стал святым? А у Доры есть подход к людям, она знает, как научить их думать. Впрочем, не мне судить. Ты должен разобраться во всем и найти выход из положения.

— Ну да. А тем временем заодно и спасти церковные украшения,— хмыкнул я.

— Да. До тех пор, пока она не согласится их принять или каким-то иным образом обратит на доброе дело. Вот тебе еще один способ уговорить ее. Почаще упоминай о добре.

— Ты и сам пользовался этим способом,— печально заметил я.— И в отношении меня тоже.

— Так ты выполнишь мою просьбу, правда? Дора считает, что меня ввели в заблуждение и сбили с пути истинного. «Не думай, что после всего содеянного ты сумеешь спасти свою душу, подарив мне сокровища церкви»,— сказала она как-то.

— Она любит тебя,— заверил я Роджера.— Я убеждался в этом всякий раз, когда видел вас вместе.

— Знаю. Меня не нужно убеждать в этом. У нас нет времени на споры и доказательства. Учти только, что Дора очень прозорлива и планы ее поистине огромны. Пока еще у нее слишком мало единомышленников и помощников, но она мечтает перевернуть мир. Я хочу сказать, что ей недостаточно того, о чем грезил когда-то я: создать собственный культ и стать своего рода гуру — поселиться в тихом убежище в окружении преданных последователей. Она действительно хочет изменить мир, потому что уверена в том, что кто-то непременно должен это сделать.

— По-моему, так считает любой религиозный человек.

— Ничего подобного. Далеко не каждый жаждет стать новым Мохаммедом или Заратустрой.

— А Дора жаждет.

— Дора знает, что именно это сейчас необходимо.

Он покачал головой, отпил глоток из бокала и обвел взглядом полупустой зал. Потом вдруг слегка нахмурился, словно все еще размышляя над своими последними словами, и продолжил;

— «Отец,— сказала она мне однажды,— религия не возникает на основе древних текстов и произведений искусства. Они могут служить лишь ее отражением». Она еще долго потом говорила — о том, что внимательное прочтение Библии помогло ей постичь великое значение чуда, происходящего в душе человека. В общем, она буквально усыпила меня своими рассуждениями. И не вздумай отпустить по этому поводу какую-нибудь шуточку.

— Боже избави! Ни за что на свете!

— Что ожидает мою дочь? Что с ней будет? — с отчаянием в голосе прошептал он, не глядя на меня.— С таким-то наследством! Достаточно посмотреть на ее отца — вспыльчивого, грубого и жестокого человека, сумасшедшего, способного на любые крайности. Невозможно сосчитать, сколько соборов и церквей я посетил вместе с Дорой, сколько бесценных распятий я ей показал, прежде тем превратить их в очередное средство получения прибыли. В одной только Германии мы провели с ней немало часов, рассматривая великолепные росписи на потолках соборов эпохи барокко. Я дарил Доре невероятной ценности реликвии, подлинные распятия, украшенные серебром и рубинами. Я купил множество Платов Вероники такой потрясающей красоты, что перехватывало дыхание... Боже мой! Боже мой!

— Скажи, а не было ли во всем этом стремления каким-то образом искупить, загладить свою вину? Я имею в виду Дору.

— То есть вину за оставшееся без объяснения исчезновение Терри, за то, что она спросила тебя о ней лишь через много лет? Я думал об этом. Если Дора поначалу и чувствовала что-то подобное, то это чувство давно прошло. Она считает, что мир нуждается в новом откровении. В новом пророке. Однако пророками не становятся в одночасье. Дора утверждает, что ее превращение должно произойти благодаря умению видеть и чувствовать, но она не имеет ничего общего с палаточным возрождением[2].

— Мистики никогда не связывали прорыв к Богу с палаточным возрождением.

— Конечно нет.

— А Дора мистик? Как ты думаешь?

— А ты сам разве не понял? Ведь ты следил за ней. Нет, Дора никогда не лицезрела Бога и не слышала его голоса, если ты это имеешь в виду. А лгать в таких вопросах она ни за что не станет. Но Дора жаждет этого. Она мечтает о таком моменте, о чуде, об откровении.

— Она ждет появления ангела?

— Вот именно.

Мы оба вдруг умолкли. Роджер, наверное, размышлял о своих давних мечтах и планах, а я... Я тоже погрузился в воспоминания — о том, как совершил фальшивое чудо, о том, как я, ангел зла, довел до безумия католическую монахиню, о ее кровоточащих руках и стигматах на ее ногах...