— Вы не сомневаетесь, что все произойдет именно так?
— Ничуть. Будет лучше, если нынешней ночью вы уладите собственные дела. Не стоит беспокоиться обо мне. Позаботьтесь о себе и как следует подготовьтесь, если вы решились пуститься в это путешествие.
По-прежнему сидя возле стола, я долго не отрываясь смотрел на Дору, которая стояла спиной к стеклянной стене, и мне вдруг показалась, что передо мной картина, нарисованная черной тушью. Единственным белым пятном оставалось ее лицо.
— Действительно ли Бог существует, Дора? — прошептал я. Как часто задавал я тот же вопрос! Сколько раз я спрашивал об этом Гретхен, когда во плоти и крови лежал в ее объятиях!
— Да, Лестат, Бог существует,— твердо ответила Дора.— Не сомневайся, Возможно, ты молился Ему так долго и так громко, что Он наконец обратил на тебя внимание. Иногда я думаю, не промысел ли это Господень, не по своей ли воле затыкает Он уши, дабы не слышать наши жалобы.
— Вы останетесь здесь или хотите, чтобы я отнес вас обратно домой?
— Оставьте меня здесь. У меня нет никакого желания совершить еще одно такое же путешествие. До конца дней своих я буду пытаться вспомнить его во всех деталях и полагаю, что мне едва ли удастся когда-нибудь полностью восстановить его в своей памяти. Я хочу остаться здесь, в Нью-Йорке, рядом с вещами отца. Что же касается денег... Вы выполнили свою миссию,
— Так вы согласны принять эти сокровища? И деньги?
— Да, конечно. Я принимаю наследство. И сохраню столь дорогие сердцу Роджера книги — сохраню, чтобы когда-нибудь, когда наступит подходящий момент, продемонстрировать их всем. Книги горячо любимого им еретика Винкена де Вайльда.
— Быть может, вам еще что-нибудь от меня нужно?
— Как вы... Как вам кажется, любите ли вы Господа?
— Ни капельки.
— Как вы можете так говорить?
— А за что? — спросил я.— Как может вообще кто-то Его любить? Вспомните, что вы сами только что рассказывали мне о событиях в мире! Разве вы не понимаете, что в наши дни Его ненавидят все? Суть не в том, что Господь мертв. Суть в том, что в двадцатом столетии Его ненавидит все человечество. Я, во всяком случае, думаю так. Вполне вероятно, что Мемнох старался сказать мне именно это.
Мои слова потрясли Дору и привели ее в замешательство. Она нахмурилась, и я почувствовал, до какой степени она разочарована и как; в то же время переполнено сочувствием ее сердце. Она хотела было сказать что-то, но вместо этого взмахнула руками, словно пытаясь поймать из воздуха невидимые глазу цветы и продемонстрировать мне их красоту. Не знаю, правильно ли я понял этот жест.
— Да, ненавижу Его,— повторил я.
Дора перекрестилась и молитвенно сомкнула ладони.
— Вы молитесь обо мне? — спросил я.
— Да. Если я никогда больше не увижу вас, если впредь не получу ни малейшего свидетельства вашего существования и того факта, что вы были здесь, рядом со мной, если ничто не подтвердит сказанного вами сегодня, я все равно не буду прежней. И это благодаря вам. Вы стали для меня своего рода чудом — лучшим доказательством из всех, какие когда-либо получали смертные. Доказательством не только наличия в нашей жизни сверхъестественного, таинственного и чудесного, но и, что самое главное, доказательством справедливости того, во что я верю.
— Понимаю,— с улыбкой откликнулся я. В ее словах было столько логики и... правды, что мне действительно оставалось только искренне улыбнуться и покачать головой.— Мне так не хочется покидать вас, Дора.
— Идите же! — воскликнула она. Пальцы ее вдруг сжались в кулаки, и в голосе прозвучала неожиданная ярость: — Спросите у Бога, чего Он хочет от нас! Вы правы — мы действительно Его ненавидим!
Глаза ее гневно сверкнули, но лишь на мгновение, и когда они обратились на меня, в них не было ничего, кроме соленых слез, от которых эти прекрасные глаза казались еще больше и ярче, чем прежде.
— Прощайте, моя дорогая,— прошептал я, чувствуя, как все внутри буквально разрывается от невероятной боли.
На улице по-прежнему валил снег.
Двери собора Святого Патрика были наглухо заперты. Я остановился перед ведущими в него каменными ступенями и, задрав голову, смотрел на Олимпийскую башню, гадая, видит ли сейчас Дора, как я мерзну здесь, под окнами, и как медленно и красиво ложится на мое лицо снег, не способный причинить мне даже малейший вред.
— Ну ладно, Мемнох,— произнес я вслух,— нет смысла тянуть время. Если ты не изменил своего решения, приходи — сейчас, немедленно.
И в то же мгновение я услышал, шаги.
Они эхом отзывались на пустынной Пятой авеню, отдавались от стен ужасных Вавилонских башен.
Я вытянул свой жребий...
Вокруг не было ни единой живой души.
— Мемнох-дьявол! Я готов! — во весь голос крикнул я.
Я буквально умирал от ужаса.
— Докажи мне истинность своих целей и намерений! — вновь прокричал я.— Ты обязан это сделать!
Шаги слышались все громче и громче. О, этот дьявол проделывал лучший из своих фокусов!
— Помни,— в который уже раз обратился я к нему,— ты должен заставить меня взглянуть на все твоими глазами! Таково было твое обещание!