Двадцать четыре Насреддина

Ходжа сообразил, в чем дело, понял, что здесь можно сыграть хорошую шутку, и стал искать укромное местечко. В центре роскошного зала он увидел большую кровать. Неподалеку находился шкаф. Ходжа с сыном тут же в него забрались. Через мгновенье женщина вышла из купальни и села в зале дожидаться судьи. Как только он прибыл, служанки привели его к своей госпоже, она торжественно встретила его и уступила свое место. День был очень жаркий, рабыни поскорей сняли с гостя его верхнюю одежду и положили ее в сундук. Почувствовав себя свободней, эфенди уселся на кровать, куда тут же подсела полураздетая хозяйка. Они закусили и выпили вина, так что судья быстро захмелел. Госпожа сделала знак, эфенди уложили в кровать, и служанки мгновенно удалились. Только ходжа внимательно следил за событиями.

Судья и его возлюбленная тут же бросились в объятия друг друга:

— Назовем мою скважину белой крепостью, — сказала женщина, — а ваш ключ — красным принцем. Пусть красный принц смело идет на приступ и овладеет белой крепостью.

Сказано — сделано. Тут Насреддин, рассудив, что этому сражению не хватает призыва к атаке, велел сыну ударить в барабан.

— Это дурной знак, — испуганно сказали любовники и быстро выбежали из покоев. Ходжа вылез из шкафа, достал из сундука одежду судьи, спустился по лестнице, поручил осла своему сыну, сам сел на мула судьи и был таков.

— Где ты раздобыл все это? — спросила его дома жена.

— Это военная добыча, — ответил Насреддин.

Тем временем хозяйка дома, уверенная, что над ними подшутил какой-нибудь дух, послала свою служанку за вещами судьи. Та нерешительно поднялась в гостиную и ничего там не обнаружила. Гостю пришлось посылать домой за новой одеждой. Когда же он наконец смог одеться, перепоясаться и причесаться, то вспомнил и о своем муле. Слуги кинулись в конюшню, но мула там не оказалось. Судья не стал дожидаться новых происшествий и без оглядки побежал домой.

На следующий день он, как всегда, явился в суд, но ни о чем, кроме вчерашних чудес, думать не мог. В это время во дворе суда появился Насреддин, восседавший на муле эфенди и облаченный в его одежды. Слуги тут же побежали к судье:

— Господин, — закричали они, — к вам пришел Насреддин-эфенди, он ограбил вас, это совершенно ясно, достаточно посмотреть на него.

— Будьте сдержанны в выражениях, — приказал им хозяин, — никогда нельзя никого осуждать сгоряча.

В это время к судье приблизился сам ходжа. Хозяин тут же встал и приветствовал гостя, усадил его на почетное место, угостил кофе и оказал множество других знаков внимания. Затем эфенди удалил всех слуг и сказал:

— Позвольте мне спросить, ходжа, откуда у вас эта одежда?

— Клянусь Аллахом, — ответил Насреддин, — вчера я присутствовал при настоящем сражении: красный принц осаждал белую крепость. Однако в разгаре боя сражавшихся охватила паника, они бежали, а я подобрал то, что осталось на поле битвы.

— Ну что ж, — ответил судья, — военная добыча принадлежит вам по праву. Возможно, вам даже причитается кое-что еще на тот случай, если вас спросят, не видели ли вы верблюда. Тогда вы сможете со спокойной душой ответить, что и верблюд и верблюжонок были, наверное, кем-то съедены и вам не встречались.

— Прекрасно! — воскликнул Насреддин. — Заплатите мне цену верблюда, и ни одно лишнее слово не вылетит из моих уст.

Судья тут же дал ходже двадцать золотых монет, а тот взял их с благодарностью, но прибавил:

— Все это, конечно, останется между нами, но на вашем месте для большей верности я дал бы еще вашего мула вместо того съеденного верблюжонка.

Судья тут же приказал слугам привести мула. Насреддин сел на него и уехал восвояси.

С тех пор он носил одежду и тюрбан судьи и ездил на его муле. Утверждают также, что он никому не выдал своей тайны[637].

тур. 34, 173

1016. Джубба* кадия

Насреддин со слугой пошел побродить в садах за городом. Видит: лежит вдребезги пьяный городской кадий, а его шапка и джубба лежат рядом. Насреддин подобрал джуббу и облачился в нее. Кадий проснулся, видит, что джуббы нет. Он наказал своему нукеру* привести в присутствие того, на ком увидит джуббу. На другой день нукер увидел на базаре Насреддина в джуббе кадия, остановил его и говорит:

— Немедленно отправляйся к кадию.

Насреддин без возражений пошел к кадию, вошел в присутствие и сказал:

— Вчера я отправился со слугой погулять в садах. Там я увидел пьяницу, который валялся в грязи, а рядом лежали шапка и джубба. Я поднял джуббу и накинул на плечи. У меня и свидетель есть. Если этот пропойца явится к вам, позовите меня, я верну ему джуббу.

— Не знаю, — отвечал кадий, — что это был за дурак. Джубба пусть пока побудет у тебя. Если кто-нибудь станет искать ее, я вызову тебя[638].

перс. 8, 85

1017. В шкуре собаки

У Насреддина Афанди издохла любимая собака. Он так дорожил ею, что после трехдневного оплакивания решил хоронить ее как следует. Завернув труп собаки в саван и пригласив имама, он тайно закопал труп на кладбище.

Об этом стало известно жителям города, и они потащили Афанди к казию.