Двадцать лет спустя

– Тем утром Виктория приехала около половины девятого. По понятным причинам у меня не осталось записей о встрече. Но за эти годы я много раз пересказывал свои воспоминания для других документальных фильмов, рассказывающих истории выживших, которые выбрались из башен до их обрушения. Так что я знал, что в восемь тридцать утра у меня встреча с клиенткой. Этой клиенткой была Виктория Форд. Мы рассмотрели дело против нее и обсудили участие Большого жюри, которое собиралось на неделе. Мы разговаривали о том, как ей собрать деньги, которые ей понадобятся. Мы разговаривали минут двадцать, когда первый самолет врезался в башню.

– Где располагался ваш офис?

– На восьмидесятом этаже северной башни. Виктория сидела перед моим столом, когда произошел огромный взрыв. Лучше всего это можно описать как взрывную волну. Здание качалось и гремело. Оно действительно накренилось в сторону, и на мгновение мне показалось, что башня рухнет. Все ломалось и билось. Картины попадали со стен, предметы со стола застучали по полу, потолочная плитка обвалилась, и включилась система пожаротушения над головой. Флуоресцентные лампы погасли, и включилось аварийное освещение. Я помню внезапную темноту снаружи. Яркое солнечное утро превратилось в полночь. И, конечно, запах. Я не мог его определить, но он был повсюду, это до меня дошло только вечером, когда я благополучно добрался домой. Тогда-то, пока я снова и снова смотрел новостные репортажи, я понял, что учуял запах авиационного топлива.

Эйвери ждала, не хотела давить слишком сильно.

– Забавно, как возвращаются воспоминания, – наконец продолжил Манчестер. – Я помню, как подошел к окну и выглянул, когда черный дым рассеялся. Помню бумаги, летящие по воздуху, словно конфетти, помню, как посмотрел вниз на улицу и увидел обычную для Нижнего Манхэттена толпу, но заметил что-то странное. Только позже я догадался, что это было. Толпа, машины, автобусы и такси – они не двигались. Все снаружи здания остановилось, как будто сам Господь Бог направил пульт управления на Нью-Йорк и нажал на паузу. Потом помню медленно стекающую по окну прозрачную слизь. Она была похожа на гель, густая и жидкая. И снова в тот момент я понятия не имел, что вижу. Только позже вечером я понял, что это было авиатопливо, растекавшееся снаружи здания.

Эйвери молчала. По телу пробежал мороз при мысли о том, через что прошел этот человек.

– Как бы то ни было, – продолжил он, – после первого взрыва я убедился, что все мои работники и партнеры в порядке, и затем мы начали эвакуироваться. Было рано. Некоторые из партнеров не приходили раньше девяти, так что в офисе нас было немного. Мы все знали, что в случае пожара пользоваться лифтами нельзя, поэтому пошли к лестнице и начали спускаться.

Эйвери свела брови.

– Вы спускались вниз?

– Да. Восемьдесят лестничных пролетов были трудной задачей, и мы не знали, в какой части здания горит, так что мы молились о том, чтобы пройти этажи под нами.

– Вы спускались вниз? – повторила Эйвери, на этот раз почти про себя. – А Виктория была с вами?

Манчестер покачал головой.

– Знаете, мне стыдно признавать, что я проследил за своими людьми – своими работниками и партнерами – и мы все быстро пересчитались по головам перед выходом на лестницу. – Он покачал головой и на секунду закрыл глаза. – Я не помню, чтобы видел Викторию Форд после того, как начался хаос. Я… забыл про нее.

Скорбь в его голосе была почти осязаема. Эйвери предположила, что это чувство вины выжившего, обусловленное тем, что тебе удалось обмануть смерть во время происшествия, забравшего так много жизней.

– Я слушала запись сообщения, которое Виктория оставила на автоответчике сестры. На ней она сказала, что находится с группой людей, которые решили пойти вверх по лестнице, не вниз. На крышу, где, как они считали, их могут спасти. Вы это помните?

Манчестер кивнул.