В воскресенье утром Эйвери устроила долгую пробежку по Центральному парку. Было спокойно, тихо и, в отличие от прочих дней, когда она бегала по этим дорожкам, почти пусто. Обычно полный бегунов, велосипедистов и людей с собаками, этим утром парк принадлежал лишь нескольким оставшимся в городе душам, рано вставшим Четвертого июля. Эйвери кивнула бегунам, мимо которых пробегала, чувствуя в том, как они улыбались и желали доброго утра, молчаливую мысль, что единственная в году пустота и безмятежность самого густонаселенного города страны была секретом, известным только избранным, и что теперь Эйвери тоже часть группы.
Полчаса назад она тихонько улизнула из номера Уолта, мирно спавшего среди сбитых простыней. После долгожданного секса ее охватил порыв пропотеть, побегать и выжать из тела любые лишние мысли или сомнения, которые наверняка всплывут. По какой-то причине Эйвери решила уйти тихо. Она выскользнула из кровати, словно кошка, и подавила желание воспользоваться ванной комнатой перед уходом из страха, что смыв унитаза разбудит Уолта. «Почему, – спрашивала она себя на бегу, – от мысли разделить кофе и завтрак с Уолтом Дженкинсом так не по себе?» Потому что эти ситуации всегда имеют привычку вести обратно к ее детству, воспитанию, ее родителям и брату, и у Эйвери не было сил этим утром ходить на цыпочках вокруг фугасных мин своего прошлого и разбираться, что разглашать, а чего избегать. Она уже умудрилась рассказать Уолту о себе больше, чем любому другому мужчине за последнее время, и не была уверена, что предложить больше – хорошая идея.
В идеальном мире – или даже просто нормальном – Эйвери не упустила бы возможности поспать подольше в постели с мужчиной, которого считала горячо привлекательным и более чем располагающим к себе. Уолт поделился с ней частью собственного прошлого, пронизанного предательством и тайнами. Их истории настолько похожи, что это была бы идеальная возможность поделиться собственными шрамами. Если бы жизнь Эйвери имела хоть некоторое подобие нормальности, утром она бы поуютнее устроилась на плече Уолтера и обняла его. Вместо этого она на цыпочках вышла из его номера и поморщилась в коридоре, когда замок громко щелкнул при попытке беззвучно закрыть дверь.
Под конец она перестала заниматься самоанализом и списала все на то, что Эйвери такая Эйвери. Это ее жизнь, и от нее никуда не денешься. Кроме того, не имело значения, готова она к режиму «на следующее утро» или нет. Конкретно этим утром у нее не было времени. Пока Уолт ночью лежал в посткоитальной коме, мысли Эйвери вернулись к Виктории Форд. Даже во время изучения материалов по Кэмерону Янгу и потенциальных упущений, которые она обнаружила, Эйвери не могла перестать думать о рукописях Виктории и их связи с Натали Рэтклифф.
Сразу после полуночи она схватилась за телефон и спонтанно отправила сообщение, пока Уолт тихо похрапывал рядом. Она не ожидала ответа так поздно ночью в субботу – особенно в праздничные выходные. Но Ливии Катти, главному судмедэксперту Нью-Йорка и медику, с которой Эйвери встречалась, когда только приехала в Нью-Йорк, потребовалось всего несколько секунд, чтобы ответить. У Эйвери возникли вопросы по некоторым криминалистическим замечаниям в деле Кэмерона Янга, и ей надо было посоветоваться с Ливией. Были у нее и другие вопросы о вещах, совершенно не относящихся к материалам дела, которые они с Уолтом листали, но начать лучше с криминалистики.
Она пробежала три мили, как раз достаточно, чтобы хорошо пропотеть, и использовала прогулку обратно в «Лоуэлл», чтобы остыть. Приняв душ и одевшись, Эйвери купила в «Старбаксе» два кофе и взяла такси до Кипс-Бей. Когда такси подъехало к тротуару, она увидела Ливию, стоящую перед входом в Бюро судебно-медицинской экспертизы. Эйвери заплатила наличными, вышла из такси и вручила Ливии кофе.
– Черный, два сахара.
– Спасибо, – произнесла Ливия вопросительным тоном. – Как вы узнали, какой кофе я пью?
– В нашу последнюю встречу, когда вы были в Лос-Анджелесе, мы пили кофе с Маком Картером.
– Это было два года назад.
– Я знаю. Такая у меня причуда с кофе.
– Впечатляюще. Спасибо.
– Спасибо, что уделили мне время в воскресенье утром, особенно в праздничные выходные. И извините, что написала вам, как сумасшедшая, среди ночи. Я была в странном состоянии.
– Не волнуйтесь. Я не спала. Я дежурю в эти выходные и умираю со скуки. Четвертое июля в морге тянется ужасно медленно. Никто не умирает, когда город так пуст, что звучит хорошо, если только твоя жизнь не вращается вокруг смерти людей. Кроме того, некоторые из наших самых странных мыслей и идей приходят среди ночи. Мне любопытно, что у вас на уме.
Эйвери тоже было любопытно. На нее снизошло откровение, и ей нужно было подтверждение доктора Катти.
– Давайте зайдем внутрь, – сказала Ливия.