Уже после девяти вечера они решили сделать перерыв. Глаза Эйвери горели, а в основании черепа зарождалась тупая головная боль из-за чтения множества документов, полицейских рапортов и расшифровок допросов. Она спустились на лифте в лобби и вышли через вращающиеся двери в вечернее тепло. Оба не обедали, так что отправились в «Паблик хаус», где сели за барную стойку и заказали бургеры и пиво. Вечер субботы, а вокруг пусто.
– Вы когда-нибудь видели город таким? – спросил Уолт.
– Никогда. Я слышала рассказы о том, как он пустеет на Четвертое июля. Некоторые из моих друзей любили оставаться, когда все остальные устремлялись из города. В детстве я проводила лето в Висконсине.
– В Висконсине?
– Да. Родители каждое лето отправляли меня в лагерь. Восемь недель мореходного лагеря в северном Висконсине. Так что ребенком меня всегда не было на Четвертое июля. Когда я была старше, мы обычно ездили… – Эйвери остановила себя, два ее мира снова столкнулись. – У нас был дом в Хэмптонс. Мы всегда проводили Четвертое июля там.
– У ваших родителей?
Эйвери кивнула.
– Они до сих пор владеют им? – спросил Уолт. – Я имею в виду, что если у вас есть доступ к дому в Хэмптонс, то напрашивается вопрос, почему вы проводите выходные со мной.
Эйвери улыбнулась:
– Я работаю. Но нет, дома… давно нет.
Эйвери не упомянула, что «домом» был особняк площадью больше девятисот квадратных метров на пляже и что его не просто «нет», а он конфискован властями, как все до единого объекты недвижимости, которыми владела ее семья. Она также пропустила тот факт, что ее мать умерла, отец жулик и что ее время в Нью-Йорке этим летом приведет к гораздо более крупным последствиям, чем прольет свет на виновность или невиновность Виктории Форд. «Просто мелочи жизни», – думала Эйвери, потягивая пиво. Пустяки, которые она держала при себе, когда знакомилась с новыми людьми.
Им подали бургеры. Между укусами Уолт спросил:
– Проводить лето в Висконсине… было скучно для ребенка?
– Совсем наоборот. Это были лучшие времена моей жизни. Мореходная школа была известной и престижной. И до сих пор такая. По крайней мере, в пределах маленькой, сектантской группы людей, которые хотят вбить искусство ходить под парусом в своих детей с того момента, как те научатся ходить. Лист ожидания длиной в годы, буквально. Некоторые из друзей моих родителей записывались, как только у них рождались дети. Кроме шуток. Это был единственный способ получить место. Или так, или у твоих родителей много денег и много влияния.
– У ваших родителей они были?
Эйвери пожала плечами:
– Типа того. Но каким бы образом они ни записали меня туда, лето там было особенным. Для меня и моего брата. Боже, он обожал это место.
Воспоминания о Кристофере на мгновение отвлекли ее. После затянувшегося молчания она поняла, что Уолт смотрит на нее в ожидании продолжения.
– Он прямо на озере. Лагерь. Дети со всей страны приезжали туда учиться ходить под парусами. Даже парочка детей из Англии. Мне нравился их акцент. В детстве я мечтала переехать в Лондон, только чтобы говорить как они. Наша дружба была странной. Мы виделись друг с другом только летом и не общались остальную часть года. Но как только заканчивался учебный год, все, чего я хотела, это отправиться в Систер-Бэй. И когда мы с моими друзьями по парусам воссоединялись каждое лето, было впечатление, будто мы никогда не расставались. У детей, которые ездят в лагерь, есть такой вид привязанности.
– Вы проводили там все лето?
– Восемь недель. Каждое лето.
– И что, вы спали в палатках?
Эйвери рассмеялась:
– Вы не лагерный ребенок, да?
Уолт покачал головой.
– Мое лето состояло из бейсбола на улицах Куинса. Отправить меня в лагерь было бы равносильно тюремному заключению.
– Только лагерные дети понимают. Нет, мы не спали в палатках. Мы жили в домиках, с ванными и даже унитазами. Да, в Висконсине есть такая роскошь, как водопровод и канализация.
Уолт поднял раскрытые ладони:
– Я не издеваюсь над Висконсином. Просто ничего не знаю про летние лагеря.
– Я просто прикалываюсь. Но в лагере на самом деле были классные большие, красивые домики. Целая дюжина – настоящие бревенчатые домики, где жили все ученики. По шесть в домике. В них творилось много безумного.
– Могу только представить. В старшей школе вы тоже ездили туда?
– И в колледже тоже. Я вернулась инструктором.
– Вы еще ходите под парусом?
– Все время. В Лос-Анджелесе у меня маленькая «Catalina». Я стараюсь выходить в море… – Голос Эйвери затих, потому что мысли метнулись к фотографиям места преступления. – Раз в неделю.
– Что такое? – спросил Уолт.
Эйвери покачала головой, положила свой бургер и сделала глоток пива. Она показала на стакан Уолта.
– Допивайте. Нам надо вернуться к вам в отель. Мне надо еще раз посмотреть на фото места преступления.
Глава 39