Мы находились в Южной Атлантике, на широте острова Фернандо Норонья, в 40о 12' к югу, на борту барка, которым командовал Г. Дж. Джонсон, возвращавшемся к родным берегам из Австралии. Я был единственным пассажиром, мы благополучно обогнули мыс Горн и каким-то чудесным образом избежали свирепого шторма; нас поочередно подгоняли нужные нам северные и восточные ветра, пока мы не достигли двадцатого градуса, и уже отсюда направились к экватору. Я стоял на палубе, курил трубку, наслаждаясь великолепной полной луной, оставлявшей на синей воде серебряную дорожку, и беседовал с первым помощником, мужчиной пятидесяти восьми лет, с ранних лет связавшего свою жизнь с морем. В течение двадцати лет он ходил помощником или капитаном, много повидал и был самым настоящим морским волком. Бывалый матрос и умелый штурман, он был честен в каждом своем слове, имел доброе сердце и был славным парнем и отличным собеседником. Его истории были "с перчинкой", но он всегда уверял меня, что все, рассказанное им, "чистая правда". Его рассказ о плавании на китобойном судне из Южного океана в Нью-Бедфорд кажется мне достойным, чтобы его поведать. Он шесть раз огибал мыс Горн, двадцать шесть раз мыс Доброй Надежды, помимо множества плаваний по Западному океану и в южноамериканские порты. Я передаю его рассказ максимально близко к тому, как услышал его сам.
В 1871 я командовал китобоем "Мэри Джейн". Мы не видели дома более трех лет, на борту имелся полный груз китового жира и более 2,000 фунтов китового уса, стоившего тогда 5 долларов за фунт. Нам также посчастливилось найти мертвого кита, а в нем - большое количество амбры, так что мы с легким сердцем возвращались домой, а наши мысли занимал сердечный прием, который окажут нам наши жены и возлюбленные, когда наше плавание закончится. Ночами, лежа на своей койке, я с огромным удовольствием прикидывал, сколько денег мне перепадет из общей суммы, когда мы окажемся в Нью-Бедфорде.
Я подсчитал, что на мою долю приходится 12,000 долларов после продажи жира и уса, не говоря уже об амбре, которая стоила не менее 20,000, причем половина принадлежала мне. Поэтому можете представить себе, как я был доволен и ожидал возвращения, когда мы шли, подгоняемые юго-восточным ветром. Мы пересекли экватор на долготе 36 градусов, и, вскоре, когда ветер сменился на северо-восточный, все шло так хорошо, как только можно было себе пожелать. Мы привели наше судно в идеальный порядок, внутри и снаружи, и вы никогда не сказали бы, глядя на него, что это старый китобой, три года блуждавший по Южному океану в поисках китов. Никогда не забыть мне об одном старом горбаче, которого мы обнаружили в двух градусах к югу от мыса Горн, но эту любопытную историю я расскажу вам как-нибудь в другой раз.
Мы только что вышли из полосы северо-восточных ветров, и нас подхватил Гольфстрим. Я сидел в своей каюте, передо мной на столе лежала карта. Я только что обозначил на ней наше местоположение, и подумал, что всего лишь через неделю я окажусь дома, в окружении родных и близких мне людей, и буду рассказывать им о нашем замечательном плавании.
Я имел обычай замечать широту и долготу положения судна и отмечать его на карте в четыре часа дня, после ужина, после трубки и стаканчика грога, а затем в 8.30, что соблюдалось мной неукоснительно.
Я заядлый курильщик, и весь вечер не выпускал трубки изо рта, разве что пару-тройку раз, чтобы промочить горло. У нас на борту был пес, которого мы звали Босан, ходивший с нами во все плавания и ничего не боявшийся. Его любили все, а когда Босан "начинал беспокоиться", это означало приближение чего-то серьезного. В тот вечер, сидя в каюте, я услышал жуткий вой и спросил, что случилось с собакой. Мне ответили, что кто-то, должно быть, раздразнил пса, и я выкинул это происшествие из головы.
Внезапно я заметил, что в каюту кто-то спускается. Поначалу я предположил, что это мой помощник, и был немного удивлен, что он не заговорил со мной, но потом заметил, что человек одет совсем не так, как мой помощник, а когда он вошел в каюту, увидел его лицо. Этого человека я никогда прежде в своей жизни не встречал. Худой, бледный, изможденный, он сделал несколько шагов вперед, оглядел помещение и бросил взгляд на карту на столе. Мне показалось, что в глазах его появился интерес, но затем лицо его выразило сильное разочарование, и прежде, чем я смог пошевелиться или сказать хоть слово, он исчез.
Будучи исключительно практичным человеком, я выпрямился на стуле и сказал себе: "Пожалуй, старина, ты выкурил слишком много трубок и выпил слишком много грога. Ты попросту уснул, и тебе приснился призрак". Я был вполне удовлетворен этим объяснением, тем более, получив ответы помощника и рулевого на свой вопрос: видели ли они кого-нибудь. Помощник ответил, что не видел никого, входящего в мою каюту; рулевой, располагавшийся прямо напротив двери, подтвердил его слова, так что я совершенно уверился, - человек мне приснился, и не вспоминал о нем на протяжении следующего дня.