Двадцать световых лет до Страны снегов

Мама принесла меня на эту встречу. Я спала — не тем сном, которым спят в капсуле, а обычным, как уставший ребенок, — у нее на коленях, на свернутом подкладкой наружу пончо. Это пончо папа Саймон взял с собой на корабль как подарок от бывшего соседа по общежитию Технологического университета Джорджии. Пока взрослые разговаривали, я вертелась и потягивалась, но ни разу не проснулась.

— Этого я тоже не помню.

— Я же говорю, ты спала. Ты вообще слушаешь меня?

— Слушаю. Просто… — Я перебиваю себя. — Рассказывай.

Мама рассказывает. Она вспоминает, как Далай-лама наклонился и приложил губы к моему лбу, словно бы отметил меня. Затем он пустился размышлять вслух, как было бы чудесно, если бы я, повзрослев, заняла его место. Чтобы я руководила не только духовным совершенствованием людей «Калачакры», но и колонизацией Страны снегов. Он высказал сомнения в том, что у него самого хватит энергии на эти задачи. А вот у меня хватит, он уверен. Моя энергия никогда не исчерпается.

Слова его святейшества, говорит мама, нашли глубокий отклик в ее сердце. Они звенели, будто хрустальный колокол, и отзывались в ней тихим звоном, и возвращались многократным эхом. Нарисованная им картина была чистой и прекрасной, как звездный свет.

Позднее мама и советник Ти обсуждали свою встречу с Далай-ламой. Говорили о судьбе, которой его святейшество желал бы для меня — духовного лидера и руководителя колонии на Гуге. Мама спросила, насколько реально воплощение этого плана на практике. Когда-то советник Ти опекал юношу по имени Сонгстен Чодрак, который затем принял имя Сакья Гьяцо и поднялся к нынешнему величию. Если его святейшество умрет, а советник Ти возьмется опекать меня, то, быть может, и я взлечу так высоко?

— Недди сказал, что он слишком стар, чтобы снова ввязываться в эти утомительные игры, — вспоминает мама. — Но я ответила, что он еще молод, уж я-то знаю. И моя вера в него, мое восхищение его зажгли.

Мне трудно поверить тому, что рассказывает мама. Но она буквально начинает светиться от воспоминаний, ее аура становится живой и теплой, как у Далай-ламы в раке.

— Именно тогда, — говорит мама, — я увидела в тебе великие возможности, о которых прежде не задумывалась. Разве могла бы я просто так, на ровном месте вообразить для тебя столь грандиозную судьбу?

Она восхищенно улыбается мне, а мой желудок сжимается, как мокрое белье, развешанное сохнуть на металлической раме.

— Хватит. Не говори больше ничего.

— Ну что ты, — произносит мама с упреком. — Я еще не рассказала тебе самое важное.

Хвала богам, дальше она излагает события вкратце. Сакья Гяьцо пал духом настолько, что больше походил на разочарованного в жизни байрони- ческого героя, чем на невозмутимого бодхисатву. Мама попросила советника Ти передать его святейшеству, что если несчастный случай или тяжелая болезнь прервут его жизнь, она не возражает, чтобы он направил свою бхава в телесное вместилище ее дочери. Тогда наши сущности смешались бы, и его душа, продленная во мне, продолжала бы трудиться на наше общее благо и по прибытии на Глизе 581 g.

Как-то это слишком запутанно для меня. Я прошу маму повторить, и она рассказывает мне то же самое в тех же выражениях. Похоже, она вызубрила их наизусть, как заклинания. Мне просто дурно от этого.

И все-таки я задаю ей вопрос, потому что не могу не спросить:

— Советник Ти передал твои слова его святейшеству?

— Да.

— И что дальше?

— Сакья выслушал своего советника. Затем он на два дня погрузился в медитацию. Он размышлял над метафизическими и практическими следствиями моих слов.

— Договаривай, — прошу я. — Пожалуйста, скажи уже.

— На следующий день Сакья умер.

— Ин-фрахт мимо карты, — бормочу я.

Глаза мамы расширяются.

— Извини, — говорю я. — От чего именно он умер? Ты когда-то сказала мне: «от естественных причин, но в слишком молодом возрасте, чтобы это выглядело естественным».

— Я не солгала тебе. Не вполне. То, что сделал Сакья, стало для него естественным. Он разуверился в своей текущей жизни, он отчаялся. Ты была в тот момент достаточно мала, чтобы принять в себя его перерождающееся сознание. Но если бы он промедлил, ты стала бы старше и оказалась бы слишком взрослой для этого. Поэтому Далай-лама призвал на помощь мастерство тантрических практик, снизил температуру своего тела, замедлил частоту сердечных сокращений и понизил кровяное давление. Затем он окончательно остановил свое сердце. Он перешел из нашей иллюзорной реальности в бардо. После странствий в бардо душа Сакья Гьяцо вновь возродилась к жизни. Его самваттаника-винньяна, эволюционирующее сознание бодхисатвы, слилось с твоей душой.

Я отворачиваюсь от мамы и уплываю прочь. Бездумно пересекаю двор и подплываю к низенькой живой изгороди из кедров. А ведь Нима Фотранг была права насчет причины смерти Сакья Гьяцо. Она и сама не подозревает, насколько была права. Мне хочется выблевать свои кишки прямо на кедровые ветки, в мягкие серебристо-зеленые иглы. Хочется извергнуть из себя перерожденную сущность покойного Далай-ламы и избавиться от этого бремени.