Двадцать третий пассажир

Тиаго не мог бы точно сказать, кто из них ударил его первым. И благодаря чьему удару он сбил с тумбочки телевизор, прежде чем упасть на пол.

«Ну, вот и все», – подумал он, заметив кулак, занесенный над его головой. Он ожидал услышать в следующий момент скрежет своих зубов и хруст сломанной челюсти. Но не произошло ничего подобного. Вместо этого занесенный для удара кулак исчез из его поля зрения, и он услышал приглушенный женский голос, донесшийся из соседней комнаты; находившаяся там женщина спросила по-немецки:

– Лиза, это ты там?

Тиаго поспешно сбросил телевизор с болевшей груди и поднялся с пола.

– Уходи! – прохрипела Шахла, которая все еще не могла встать. Кровь по-прежнему сочилась по ее подбородку, глаза слезились, однако ее лицо уже больше не было таким бледным.

Она показала глазами на межкомнатную дверь, которая при движении судна снова захлопнулась и округлая дверная ручка которой медленно поворачивалась.

– Можно мне войти, Лиза? – спросила женщина за дверью и постучала.

В распоряжении Тиаго оставалось лишь несколько секунд, чтобы последовать за налетчиками и тотчас покинуть чужую каюту.

Он перепрыгнул через голову Шахлы и устремился к входной двери, которая после бегства налетчиков уже почти закрылась. Тиаго снова распахнул ее, выскочил в коридор и со всех ног бросился прочь, так и не обернувшись на голос, раздавшийся у него за спиной. Голос матери Лизы, которая крикнула ему вслед:

– Стой! Ни с места!

Он устремился налево, вниз по короткому безлюдному коридору, свернул на ближайшую лестничную клетку и, не раздумывая, помчался наверх. Пробежав без остановки шесть этажей до одиннадцатой палубы, он вышел на свежий воздух и оказался посреди группы смеющихся отпускников, которые выстроились полукругом для групповой фотографии.

– Извините, – пробормотал Тиаго, обращаясь к толстяку с фотоаппаратом, и огляделся по сторонам. Было около половины десятого, в это время большая часть пассажиров еще завтракала, другие уже собирались наверху, на пятнадцатой палубе, чтобы погреться на солнышке, которое сегодня с трудом пробивалось сквозь плотный слой облаков.

Перед ним юный стюард драил деревянный пол, за его спиной, на стене под трубой, проводились малярные работы. Нигде не было видно двух сумасшедших налетчиков. Или матери девушки. Тем не менее его пульс никак не хотел успокаиваться.

«Во что я только вляпался?» – подумал Тиаго.

Еще пять минут тому назад он был всего лишь мелким воришкой, который, пользуясь своим шармом и простенькими фокусами, обеспечивал себе беззаботную жизнь. А теперь он находился в бегах, пытаясь скрыться от двух безумцев, засовывающих своим жертвам осколки стекла в рот и без зазрения совести наблюдающих, как те задыхаются. Он убегал от двоих громил, грозивших ему смертью, так как стал невольным свидетелем шантажа, смысл которого был ему непонятен, и узнал тайну, так и не поняв, в чем же она заключалась.

Тиаго прислонился к поручням и уставился на волнующееся глубоко под ним море. Небо заволокло темными тучами, что в этот момент показалось ему дурным предзнаменованием.

«А теперь? Что я должен делать?»

Он лихорадочно обдумывал, где в ближайшие пять дней сможет спрятаться на лайнере от своих преследователей, о которых ему ничего не было известно. Кем они были. Где работали. И в какой части корабля встречались, чтобы договориться, как им проще всего устранить нежелательного свидетеля.

Его личность, а в этом Тиаго был абсолютно уверен, офицер установит, как только найдет время, чтобы порыться в бортовом компьютере. К списку пассажиров были приложены фотографии всех отдыхающих на «Султане», к тому же на этом отрезке кругосветного плавания число молодых темноволосых латиноамериканцев моложе тридцати лет было весьма незначительным. Тиаго начал ощупывать карманы в поисках ключа от своей каюты, все еще не определившись, стоит ли ему вообще возвращаться туда, и неожиданно в заднем кармане брюк наткнулся на незнакомый предмет.

Конверт.

Из сейфа. Из каюты Лизы Штиллер.

В суматохе Тиаго сунул его себе в карман, даже не заметив этого.

Глава 23

На этот раз приступ продолжался больше часа, и потребовалось две таблетки аспирина и три пилюли ибупрофена, чтобы он наконец прекратился.

У Мартина все еще было такое чувство, словно остаточная боль притаилась где-то в его голове, как тлеющий пожар, который только и ждет подходящего момента, чтобы разгореться с новой силой. Кожа на его черепе натянулась, как после солнечного ожога, во рту пересохло.

Проклятые пилюли.