Дважды разыскиваемые

Воронов зашел минут через пять. Он, как всегда, был в милицейской форме, как всегда, чисто выбрит и, кажется, даже немножко надушен. Впрочем, два года назад, вернее до женитьбы, у него был другой вид. Человеком, как в шутку говорили в отделе, сделала его Варя,

Каримов помнил его еще тем, «доварькиным»,- угрюмым, безразличным к окружающему. Мир с его радостями тогда не существовал для Воронова - все было похоронено вместе с Наташей Вельской. Это продолжалось долго - несколько месяцев. Ни товарищи, ни родные, ни мать-никто не мог отвлечь его от мрачных мыслей. Он почти все свободное время проводил на кладбище.

Варька не сразу опомнилась. Гибель Наташи Вельской острой болью отдалась в ее сердце. Она была на похоронах, видела, как плакали люди, как убивалась Степанида Александровна, как страдал сам Воронов - ее Алешка, ее Алексей, человек, который был для нее всем.

Потом мать ругала - зачем пошла на кладбище, что там не видела, без тебя не могли похоронить эту милиционершу. Варька не вытерпела - впервые в жизни нагрубила матери, заперлась у себя в комнате и не выходила до следующего дня.

Через полгода, когда Воронов, казалось, вот-вот сдастся, решила действовать - стала, как и до смерти Наташи, провожать его на работу и встречать с работы, стала бывать у него на квартире. Он сначала не обращал на нее внимания, словно она была неодушевленным предметом, затем как-то сразу потянулся к ней, нашел в ней что-то общее с Наташей.

Каримов перевел Воронова к себе в отдел немного раньше - по просьбе полковника Розыкова, который привязался к Воронову, когда расследовал дело кассира Расулова, убитого Скорпионом. Теперь Каримов считал, что в отделе лучше и исполнительнее Воронова нет. Впрочем, так считали и коммунисты отдела - не случайно в прошлом году они выбрали его своим секретарем.

- Садись, Алексей Дмитриевич.

- Спасибо, Азиз Мурадович.

Воронов опустился на стул у письменного стола, посмотрел на Каримова внимательными голубыми глазами.

- Я пока ничего конкретного не могу сказать,- начал подполковник.- Понимаешь, Бойко отказался вести дело. Заявил, что не имеет права заниматься им, так как один из потерпевших оказался его родственником.

- Ну и что из этого?

- Ничего,-согласился Каримов.-Поэтому я подумал, что родственник - не потерпевший.

- Преступник?

- Нет. Кто-нибудь из знакомых или родителей преступника. По всей вероятности, довольно влиятельных.

- Есть факты?

- Фактов нет, я только предполагаю.

- Как же так, Азиз Мурадович, - удивился Воронов. - Вы старый милицейский ас…

- Брось, Алексей Дмитриевич,- поморщился Каримов.- Не в опыте дело. Вчера вечером Бойко отказался вести дело, а сегодня утром полковник Долгов приказал мне отстранить его от работы.

- Почему?

- Кто-то доложил, что Бойко злоупотребляет служебным положением.

- Вы немедленно приняли соответствующие меры,- скривил насмешливо Губы Воронов.- Отобрали у Бойко дело.

- Не иронизируй, Алексей Дмитриевич. На моем месте ты поступил бы так же. Дисциплина!

- Понимаю.

- Ты поговори с Бойко,- предложил Каримов.

- Хорошо, Азиз Мурадович.

- Только не горячись. Может быть, ему потребуется помощь. Я съезжу в управление, постараюсь встретиться с Долговым. Думаю, что мне удастся разрубить этот узел.

2 .

Тимур с нескрываемым восхищением глядел на Сорокина, будто перед ним был маг и волшебник - гений криминалистики, и с этим гением ему предстояло работать, перенимать у него тайны мастерства.

Сорокин не замечал восторженного взгляда Тимура. Он деловито разложил на столе бумаги, попросил милиционера выйти, сел напротив Ярцева и сказал просто, как старому знакомому:

- К сожалению, Григорий Кузьмич, нам придется расстаться.

Ярцев насторожился:

- Почему, Николай Аркадьевич?

- Стечение обстоятельств, Григорий Кузьмич. Твое дело будет вести другой человек.

- Кто?

- Узнаешь .. Скажу одно: ему ты все выложишь, как попу на исповеди.

- Не пугай, гражданин следователь,- изобразил тревогу Ярцев,- Уж не этот ли младенец станет моим исповедальным батюшкой?

Надо было снисходительно усмехнуться на эту колкость подследственного, однако Тимур не выдержал. Вскочил со стула и крикнул:

- Замолчите!

- Ого,- сразу стал серьезным Ярцев.- Молодой человек, оказывается, имеет амбицию. Это мне нравится. Жаль только, обстановка не позволяет нам скрестить шпаги.

- Брось, Григорий Кузьмич,- махнул рукой Сорокин.- В другой обстановке ты также не сделал бы этого. Здравый смысл не позволил бы. Ты, слава богу, с царем в голове.

- Не жалуюсь… Однако там видно было бы.

- Брось!- повторил Сорокин.

- Ладно, брошу,- согласился Ярцев,-Дан закурить на прощание. В горле сошлось: того и гляди - задохнусь.

- Так никто и не принес тебе курева?

- Один я на белом свете, Николай Аркадьевич. Папы и мамы негу, братьев и сестричек - тем более. Девочки, с которыми доводилось встречаться, позабыли… Одним словом, самая что пи па есть горемычная сиротинушка.

- Братьев п сестричек, может быть, действительно нет, зато дружков у тебя, как говорят, навалом. Должны позаботиться. Шайка!