Дважды в одну реку

На следующее утро интернет запестрел новостями, что секс-блогершу жестоко избил собственный отец, который был уверен, что его дочка учится на библиотекаря. Ближе к обеду в Сети возникли фотографии Ани-Снежаны, на которых та выглядела просто ужасно. Распухшее лицо, заплывший глаз, кровавые ссадины. Фотографии стали иллюстрациями к откровенному интервью о детстве в воинской части, о подготовленном отцом женихе, о бегстве в столицу и поступлении в библиографический, о двойной жизни и псевдониме, о богатых любовниках и том единственном, от которого она хотела родить ребенка. И не успел интернет радостно обглодать брошенную ему жирную кость, как вечером разразилась настоящая драма.

Отец Снежаны был найден мертвым. Застрелился из табельного оружия.

Наступила тишина. Та самая, что приходит перед громкой бурей. Даже его мать, железная леди, лишь шептала с утра до вечера «Боже мой, боже мой, да как же это так». Гладила по голове Тима, которому Митя предусмотрительно обрубил в квартире интернет, пыталась его закармливать сладостями и избегала взгляда сына. Лишь один раз не выдержала, прошептала:

– Если бы я только тогда вас послушала…

Митя не нашел что ей ответить. Надел новый спортивный костюм (предыдущий внезапно стал огромным) и отправился на пробежку, ставшую в последнее время неотъемлемой частью его жизни.

Мотя все чаще стал бывать у него и на прошлой неделе даже присоединился к нему в парке на пробежке. Сказал, что тоже хочет заняться спортом. При других обстоятельствах Митя бы обрадовался – сын перестал считать его бесхребетным пельменем и решил походить на него. Может ли быть в жизни большее счастье для отца? Но сейчас мысли были не об этом. Регина так и не нашлась. А он все бился и бился бестолково в глухую дверь, пока наконец не пришел к выводу, что ее придется сломать.

Екатерина Антоновна была отправлена на переговоры с директором школы – Тим и Мотя нуждались в освобождении на несколько дней. Единственной призрачной нитью, которая у них оставалась, был отец Алисы. Митя хотел с ним встретиться и спросить, был ли он в тот день возле дома Регины. Конечно, он может соврать. Но Митя это почувствует.

– Ты помнишь, в каком детском доме жила Алиса, когда вы ее удочерили? – решительно поинтересовался Митя ранним утром, вернувшись с очередной пробежки и делая себе модный смузи (ну хоть в том, что они вкусны, полезны и отлично заряжают энергией, современные медиа не обманули).

Вместо ответа Тим покачал головой. Он уже десять минут бесцельно водил ложкой в тарелке с овсянкой, которую ему заботливо приготовила Екатерина Антоновна.

– Хочешь колбасы? – сочувственно поинтересовался Митя, покосившись на слизкое месиво.

– Я хочу! – немедленно выразил желание Мотя, а Тим лишь покачал головой. Мальчик с каждым днем все больше скатывался в пучину депрессии. С этим надо было что-то делать. Причем немедленно. Лучшим средством было переключить его мысли на что-то другое.

– А как все происходило? Ты знал о том, что родители собираются удочерить Алису, или они сделали тебе сюрприз? – продолжал допытываться Митя, присаживаясь рядом с Тимом.

– Вначале не знал, они сами между собой решили, а потом просто искали ребенка.

Тим снова замолк, уставившись в тарелку с овсянкой. У Мити болело сердце при взгляде на мальчика из благополучной семьи, который неожиданно стал почти сиротой. Мать пропала, отец сбежал. И хотя сам Митя не терял веры в то, что Регина жива, ему начало казаться, что сам Тим в этом уже не уверен.

– Вы же с Алисой встречались перед тем, как забрать ее домой? – Митя попытался зайти с другой стороны.

– Да, вроде, – кивнул Тим.

– Вроде или да? – нетерпеливо уточнил Митя.

– Да, ездили в детский дом пару раз.

– Отлично. – Митя оживился. – Название детского дома или адрес помнишь?

– Нет, – вздохнул Тим.

– Доедай и поехали. – Митя одним глотком допил смузи, схватил ключи от машины со стола. – Или можешь не доедать, я тебе по дороге что-нибудь куплю.

– Я с вами! – сразу же подскочил Мотя.

– Конечно, – кивнул Митя, – погнали, пацаны.

Спустя почти пять часов поездок по городу Митя был вынужден признать поражение собственного плана. Тим не опознал ни один из детских домов.

– Вы точно здесь ее удочеряли? В другой город не ездили? – в десятый раз уточнил он.

– Не помню, – уныло протянул Тим и неожиданно расплакался. – Я такой тупой, никакой пользы от меня! Не помню я, где мы были. Не знаю, где этот Андрей живет. Мама собиралась к нему ехать, говорила куда, но я ступил и прослушал.

– Послушай, Тим. – Мальчик сидел рядом с ним на пассажирском сиденье, и Митя положил ему руку на плечо. Легонько тряхнул, чтобы развернуть его и заставить взглянуть в глаза. Но мальчик рванулся, отстранился и уставился в окно. Митя вздохнул. Терпение, терпение и только терпение. – Если честно, в твоем возрасте я бы тоже не запомнил, куда меня возили. Да и никто бы не запомнил место жительства этого Андрея. Но мы его найдем, ты мне веришь?

– А маму? Маму вы тоже найдете? – Тим резко повернулся к Мите и заглянул прямо в глаза. Заплаканный, нет, зареванный. Ребенок, потерявший мать.