Дважды возрожденный

При появлении гостей мы даже не шевельнулись, лишь повели глазами в их сторону. Еще до этого Мотор выдвинул идею напасть, если кто-то зайдет в камеру, захватить заложников и, прикрываясь ими, вырваться на свободу. Идея была сразу же отвергнута по двум причинам. Во-первых, захватить в заложники взрослого гнома будет весьма непросто. Гном сильнее и выносливее человека, к тому же они вооружены. Во-вторых, что-то подсказывает, что гномы даже не обратят внимания на заложников и сожгут нас из пращ.

Попытки перейти в другой срез успехом не увенчались. Наличие каменных браслетов, намертво обхвативших запястья, привело к тому, что нам так и не удалось увидеть ни одного Столба. Похоже, браслеты каким-то образом подавляют участки мозга, принимающие участие в процессе перехода. Но ни на чем другом присутствие этих каменных стражей не сказалось.

Прихрамывая на одну ногу, старуха приблизилась к нам. Ее маленькие цепкие глазки изучающе пробежались по нам.

— Протяните руки, — даже не просипела, а скорее с трудом прошепелявила она.

Когда она говорила, я заметил, что у нее практически нет зубов. Сколько же ей лет?

Она собрала наши ладони вместе и обхватила их дрожащими старческими ладонями. Я уже приготовился к созерцанию образа пепельноволосой красавицы. Резко навалилась тьма, и я почти сразу вынырнул в реальный мир, ощущая при этом сильную головную боль. Никакой красавицы я так и не увидел.

Гномиха резко отбросила наши руки и чуть ли не бегом бросилась к двери. Хромая, она едва не сбила охранников, стоящих у входа. Глухо бухнула дверь, и опять наступила тишина, нарушаемая лишь нашим дыханием.

— Чего это она? — поинтересовался Мотор. — Как черт от ладана.

— Кажется, я знаю, — невесело говорю я. — Только что я подставил принцессу. Подставил самым настоящим образом. — От злости я пнул один из матрасов.

— Чем ты мог ее подставить? — спрашивает Мичман.

— Дело в том, что за разглашение способа перехода из среза в срез у них предусмотрена смертная казнь. И это не зависит от положения провинившегося в обществе. Сейчас из моих мыслей старуха узнала, кто и когда научил нас переходить из среза в срез.

— Ну и черт с ней, — отмахнулся Мотор. — Одной гномихой больше, одной меньше. Нашел из-за чего расстраиваться. Из-за…

— Дело не в принцессе, — резко прервал я его разглагольствования. — После ее смерти на трон взойдет ее воинственный брат и начнет войну, которая, возможно, зацепит и Землю.

Мичман огорченно присвистнул.

— Да, дела хуже некуда, — выразил Мотор общее мнение. — Мы в тюрьме, и непонятно, сколько про — живем, принцессу казнят, Земля будет втянута в кровопролитную войну. В общем, культурно выражаясь, хреново, братцы, получается.

* * *

Несколько последующих часов мы проводим в молчании. Мотор дремлет, отдыхая после изнурительного полета, Мичман что-то царапает браслетом на камнях стены, я думаю. В голову лезут различные планы спасения, но ни один из них не выдерживает даже хоть какой-то критики. Чувство вины грызет меня изнутри, как червь яблоко. Именно из-за меня погибнет принцесса. Пусть она и гномиха, но все равно жалко. И есть в ней что-то загадочное, непонятное.

Дверь распахивается, и стража бросает нам под ноги взъерошенную гномиху-принцессу с таким же, как и у нас, браслетом на руке. Судя по ее внешнему виду, она изрядно сопротивлялась. Аккуратно сшитая длинная кожаная рубаха разорвана на спине, на голове, у основания хвоста волос обширный кровоподтек. Бросив вслед узнице какое-то булькающее ругательство, стража закрывает дверь.

— Здравствуй, Витя, — поднимает она голову. — Не думала, что еще тебя увижу. — Она сплевывает сгусток крови на пол и вытирается полой спадающей почти до пят рубахи.

— А я, можно сказать, грезил о нашей встрече, — несмотря на сложившееся положение, выдавливаю я из себя некоторое подобие шутки.

— Не смешно, — стонет она, пытаясь подняться.

Неожиданно для самого себя я встаю с матраса и помогаю ей. Ухватившись за мою руку, она с тихим стоном поднимается на подгибающиеся ноги. Придерживая ее за плечо, довожу до кучи рваных матрасов. Мотор брезгливо кривится и демонстративно отодвигается в сторону. Гномиха усаживается на матрас, не обращая внимания на его кривляния, а я устраиваюсь напротив на корточках. В тусклом молочном свете камня видно, что ее лицо в синяках, превращающих его в некое подобие страшной маски.

— Это по моей вине ты здесь! — невесело говорю, глядя на ее отекшее лицо.

Она с недоумением поднимает на меня глаза.

— У нас была старая гномиха, — тихо, как бы извиняясь, говорю я, — она прочла наши мысли. Она знает, что именно ты научила меня переходить из среза в срез.

— Ну и что? — все еще с непониманием смотрит она на меня.

— Ну ты же сама говорила, что за разглашение этой тайны тебе грозит смертная казнь, — напоминаю я.