— Нет, — отрицательно машет головой гномиха. — Дело не в этом. Мне предъявлено совершенно другое обвинение, значительно более серьезное. Дело в том… — Она неожиданно умолкла на полуслове, как будто боясь сказать лишнее. И тут же добавила второпях, отведя глаза в сторону: — Наверное, ты прав. Все дело именно в разглашении способа перехода.
Она явно что-то недоговаривает. На лице Мичмана тоже написано недоверие к словам гномихи.
— Ну и что теперь с нами будет? — со злостью в голосе обращается Мотор к ней.
— Мне однозначно грозит смерть. — Она говорит безразличным голосом, как будто речь идет о каком-то пустяке. — А вам за нарушение Договора, — гномиха на минуту задумалась, — скорее всего, то же.
После этих слов наступила длительная тишина. Я пытаюсь придумать способ вырваться отсюда, но ничего умного в голову как, на зло не лезет. Волей-неволей постоянно возвращаюсь к словам гномихи. Какое же ей предъявили обвинение и за что? И почему она так неожиданно согласилась с моим мнением? Может, стоит спросить ее об этом? Хотя нет. Если бы хотела, сказала бы сама. А так, зачем человеку в душу лезть? Я осекся, заметив, что впервые подумал о ней как о человеке.
— Отсюда можно сбежать? — с надеждой в голосе спрашиваю у нее.
— Нет, — отрицательно взмахивает она хвостом спутанных волос. — С этим, поднимает она вверх руку, демонстрируя плотно сидящий на запястье браслет, точно нет. Это якорь, одна из многочисленных игрушек Мастеров. Он привязывает носящего его к текущему срезу и делает переход невозможным.
— А снять его можно? — вклинивается Мотор, — Распилить, например.
— Только вместе с рукой.
— Какая казнь нас ждет? — спрашивает, приподнимаясь, Мичман. — Что у вас здесь принято? Виселица, четвертование, электрический стул? Хотя нет, у вас же, наверное, нет электричества. Или, может, яд?
От его слов у меня пошел мороз по коже, а Мотор испуганно дернулся.
— Скорее всего, нас ждет Арена, — отражается от каменных стен ее голос.
— А это что еще за чертовщина? — нервным голосом спрашивает Мотор. Что-то вроде наших гладиаторов?
— Арена — это место казни, превращенное в театр. Арена сама рождает ваших противников из числа погибших на ней.
— Если честно, не понял, но звучит крайне занимательно, — подвигается поближе Мичман. — Можно подробнее?
— Арена поглощает в себя всех, кто погиб, сражаясь на ней, и потом использует их как своих бездумных солдат. На самом деле это уже не живые существа, а точные их копии, рожденные Ареной и повинующиеся ей. Они и существуют-то только в ее пределах. — Она тяжело вздохнула и продолжила. — Нам дадут оружие и выпустят на Арену. Если мы продержимся час, то, невзирая на совершенные преступления мы свободны.
— Всего-то! — радостно вскочил на ноги Мотор и начал лихо боксировать с невидимым противником, тем самым показывая готовность сражаться. — Имея оружие в руках, продержаться один часик? Так это же раз плюнуть! — В подтверждение сказанного он демонстративно играет скрытыми под кожаным покровом мышцами.
— На текущий момент существует рекорд, — невесело взглянула гномиха на ликующего Мотора. — Его продолжительность двадцать минут. Этот рекорд был установлен Тунимом, великим воином и командиром взбунтовавшейся армии копачей. Я тогда была еще совсем маленькой. Дольше него никто продержаться не смог. Обычно все гибнут в первые пять минут.
Мотор с погрустневшей физиономией плюхнулся на свое место и всерьез загоревал.
— У нас есть хоть какой-то шанс выжить на Арене? — с надеждой в голосе спрашиваю я. — Хоть минимальный?
— Нет. — Ответ гномихи короток и безжалостен.
— Ты сказала, что это место казни, превращенное в театр. Почему? спрашивает Мичман.
— На казни будут присутствовать зрители. — Она брезгливо поморщилась, как будто ей это было неприятно. — Они будут с интересом наблюдать за нашей смертью и криками подбадривать бойцов Арены.
Через некоторое время нам принесли еду. Мотор подозрительно заглянул в глиняную миску, окунул в плещущуюся там бормотуху палец и осторожно лизнул. Почмокав, он удовлетворенно кивнул головой и припал к миске.
Тем временем гномиха пыталась что-то узнать у принесшего еду стражника, но он хлопнул дверью перед ее носом.
После окончания трапезы Мичман предлагает всем основательно выспаться, чтобы быть готовыми к трудностям нового дня. С неохотой ложусь на жесткий, пахнущий плесенью матрас и закрываю глаза, абсолютно уверенный, что не смогу уснуть. Но я ошибся. Уже через несколько минут я проваливаюсь в глубокий сон.
ГЛАВА 14