Дважды возрожденный

Мысленно делаю обзор своего существования и с прискорбием жду экспресса в ад. Таких, как я, в рай не берут, разве что в качестве наглядного пособия кающегося грешника.

— Здравствуй! — выдернул меня из размышлений детский голосок.

— Привет! — Я пытаюсь рассмотреть в окружающей темноте источник голоса. Ты кто?

— Мы уже встречались. — Теперь я точно уверен, что голос принадлежит ребенку. Мальчику. — Тогда ты ценой собственной жизни спас друга.

— А поконкретнее можно? — Пытаюсь вспомнить такое проявление героизма со своей стороны, но в голову приходит только штрафной гранчак водки, выпитый вместо Малыша во время празднования Дня города. Да и то тогда я спас его от мрачного похмелья и всего лишь ценой двух таблеток аспирина.

«А может, я не умер? — вспыхивает ярким прожектором в голове мысль. Может, мне повезло? Но я точно помню опускающийся топор». — И именно на этом моменте мои воспоминания заканчиваются.

Нет, все-таки я мертв. Однозначно.

— Вы даже дали мне то, чего у меня никогда не было.

— Что же это? — Я все никак не могу перевести мозги — или как это у меня сейчас называется на привычные рельсы.

— Имя. — Кажется, невидимый собеседник улыбнулся. — Вы назвали меня Петей.

— Лакт, — радостно вскрикиваю я. — Ты тот самый мальчишка лакт, на которого мы охотились по заказу гномихи. Последний представитель почти вымершего народа…

— Абсолютно вымершего народа, — поправил меня голос, но я не обращаю внимание на столь незначительный комментарий. — Тебе удобнее разговаривать с видимым собеседником? Ты испытываешь дискомфорт, не видя источник мыслей?

— Да, хотелось бы тебя видеть. Так будет приятнее разговаривать. Но почему ты говоришь — источник мыслей, а не источник голоса?

— А где ты здесь видишь тело? — удивляется голос, — Все, что тебя окружает, не более чем плод моей фантазии. За исключением твоего разума, конечно. Твое сознание — это всего лишь один из многочисленных сегментов моей распределенной памяти.

— Сегмент памяти? — по не существующей у сегмента памяти спине пробежал вполне реальный холодок, а к горлу подкатил липкий ком.

— Да. — Голос мальчика звучит без малейшего сожаления. Такое впечатление, что ему наплевать на меня и мое сознание вместе взятые. — Я вовремя успел переписать твое сознание в пустующую ячейку. Твое тело мертво, но ведь человек — это не только кусок плоти? Или ты не согласен с таким утверждением?

В нескольких метрах от меня, если в данных условиях можно говорить о расстоянии, появился мальчик. Тот самый лакт с ангельским личиком. Он неестественно улыбнулся и приветственно взмахнул рукой.

Я непроизвольно махнул в ответ.

Этот мальчик чем-то похож на куклу. Очень красивую, говорящую, но все же куклу. Все эмоции и даже жесты куклы кажутся наигранными, неестественными. Как будто актер, дергающий за ниточки и управляющий этой куклой, плохо разбирается в чувствах и эмоциях людей.

— Если я частица твоего сознания, почему я выгляжу как обычно? — Я на всякий случай осмотрел себя с ног до головы, с радостью убедившись в присутствии и целости всех частей тела. Я конечно ничего не имею против теории наличия души… Но с телом я себя чувствую как-то увереннее.

— Потому, что я так хочу. Ты хочешь выглядеть как-то по-другому? — опять леденит безразличием голос.

— Нет! Нет! Спасибо! Мне и так хорошо, — поспешно отвечаю, не желая принимать неизвестный облик. — Я к этому виду привык. Жаль, конечно…

— Что жаль? — На лице мальчика появилось любопытство. Кажется, он даже приблизился. — Тебе жаль потерянного тела?

— Жаль, что все так закончилось! Жаль, что Мотор и Мичман погибли. Жаль, что Стаса и Риту не спасли. И еще много чего жаль. — Я удрученно развожу руками. — А впрочем, какая разница… Ведь теперь я не более чем бестелесная копия Виктора в твоем мозгу…

— Еще ничего не закончилось, — загадочно произнес мальчик. — И к тому же у тебя сложилось неверное представление о происходящем.

Мой собеседник принял сидячее положение. Выглядит это так, как будто он сидит на невидимом кресле. Или, скорее, троне. Учитывая сложившиеся обстоятельства, он вполне может выступать в роли монарха… моего сознания, ведь теперь даже оно мне не принадлежит.

Это даже хуже, чем быть рабом. У раба есть хоть надежда на побег. Мизерная, но все же надежда. А содержимое ячейки памяти как максимум может обложить с ног до головы матом своего домовладельца. Однажды ему это надоест, и он выселит неблагодарного квартиранта.

— Стас и Рита умерли через несколько часов после того, как покинули Цитадель.

— Но колдун…