Я увидел, как помрачнело лицо Сомасундара-ма, и он кивнул, соглашаясь. Над площадью повисло тягостное молчание. А старик продолжал:Разве может толпа крестьян остановить колесницы? Ну, перебьют наши юноши один небольшой отряд, а потом из города придет все войско раджи, и от деревни не останется даже пепелища! Что может сделать лук, стреляющий камнями, против панциря, стоимость которого больше, чем вся наша деревня?Так что, смиренно ждать, пока вас под пыткой заставят отдать зерно? — с горечью спросил я.Сомасундарам взглянул мне в глаза, и я увидел там уже не безысходную тоску, а мужественную готовность принять все, что будет ниспослано судьбой.— Карма, — сказал он. — Мы сами пожинаем плоды своих деяний…
Я вышел из круга и пошел с площади, непроизвольно ускоряя шаги, словно спеша уйти от беды, которая черной птицей кружила над склоненными головами крестьян.Муни! — тихо окликнула меня Нанди. Она ждала меня, спрятавшись за одной из хижин. — Что случилось? — спросила она, заглядывая мне в глаза, словно стараясь сквозь пелену сумерек разглядеть дальний огонек.Все бесполезно, — сказал я, — община меня не услышала.Она опустила голову. До меня донесся аромат увядающих цветов, вплетенных в ее волосы. Пользуясь тем, что нас никто не видит, Нанди взяла меня за руку, и я почувствовал, как покой и теплая сила вливаются в мое сердце.— Они, наверное, правы, — сказал я, — к обороне готовиться поздно.
Эх, если б знать заранее, что такое случится… Лет десять назад надо было начинать ковать оружие и тренировать юношей…— А кто бы тогда трудился на полях? — шеп нула Найди.