— Может быть, все таки останешься? Я отрицательно покачал головой:
— Ни служить, ни повелевать, ни даже при трагиваться к мечу я больше не буду. Что-то слиш ком ясно звучит в моих ушах животный вскрик Кунти, и мерещатся слезы, текущие из-под черной повязки Гандхари.
Лата быстро обняла меня прохладными руками за шею, на мгновение окутав невесомой шелковистостью длинных волос и непередаваемым ароматом своего чистого, сильного тела. Потом шепнула: «Прощай!» и пошла упругой решительной походкой в сторону западных ворот навстречу Пандавам. Я посмотрел ей вслед, но сомнение не подняло змеиной головы в моем сердце. Мне было в обратную сторону.За два дня я стал частью этого последнего, траурного венка дваждырожденных и не мог заставить себя посмотреть в глаза Пандавам, торжествующим победу. Если бы победил Дурьодхана, эта толпа на улицах встречала бы его с неменьшим пылом.Вдруг несколько человек, носящих праздничные венки, заметили нашу процессию, направляющуюся к южным воротам города. Кто-то закричал проклятия, кто-то схватил камни и палки, устремляясь наперерез. Трусы спешили выместить свой страх и злобу на тех, кто не способен был дать отпор. Заголосили женщины, зашлись в крике маленькие дети.Я забыл, что устал от вида крови и обещал Лате не прикасаться к мечу. Мне вновь захотелось убивать. Рука выхватила оружие раньше, чем сознание взвесило все последствия поступка. Холодное синее пламя билось в клинке, ожидая приказа излиться на жертву. Я отбросил плащ, и на солнце вспыхнул медный панцирь с приносящим счастье изображением львинообразной обезьяны. Символ дома Арджуны и вид обнаженного меча повергли нападавших в смятение. Воля обывателей, отважившихся вылезти из нор после битвы, была не длиннее моего клинка. И все-таки их было слишком много.— Дорогу, шакалы! — вдруг грозно крикнул кто-то за моей спиной.