Две дамы и король

— Мишка, — сказал Губин тихо. — Что с тобой стало? Вспомни, пятнадцать лет назад… Когда мы вместе начинали, ведь никто из нас не был сукой. Мы упивались собственной ловкостью и предприимчивостью, проворачивали выгодные дела, прикрывали друг друга, и казалось, это на всю жизнь. Мы были как одна семья, вспомни, нам казалось, что мы одни против всех — и все выдержим, всех перехитрим, всех перекупим. Мы помогали друг другу… А сейчас все чего-то делим, делим…

— Со мно-о-ой? — изумился сверх всякой меры Булыгин. — Со мной ничего. Я наконец смог стать самим собой. А пятнадцать лет назад я собой не был, извини. Ты, наверное, думал, что я по гроб жизни благодарен тебе за то, что ты тогда в райкоме мне работу выхлопотал и с Ревмирой познакомил? (Ревмира была первая жена Булыгина, которая обеспечила ему московскую прописку.) А тебе никогда не приходило голову, что твое покровительство мне всегда было поперек горла? Чем я был хуже тебя тогда, пятнадцать лет назад? Мозгами? Х…ня! Тем, что у меня прописки в Москве не было? Но это не моя вина, приятель! Но ты, видишь ли, устраивал мои дела как хозяин, гордясь собственным великодушием, — вот тебе местечко тепленькое при комсомоле, вот тебе невеста с пропиской, «только уж не подведи меня, не опозорь перед Ревмирой» и подмигнул мне, помнишь? А я тогда думал, что наверняка у тебя с ней шуры-муры были, а потом ты мне решил сбагрить подпорченный товарец! У меня аж мурашки по коже бегали от отвращения и унижения! Так и прожил с ней семь лет и каждую ночь об этом думал…

— Ты свихнулся! — Губин выглядел абсолютно потрясенным. — За кого ты меня принимаешь?

— Может, и свихнулся… Но тогда. А сейчас я — это ; я. Тогда было твое время, а сейчас мое.

Булыгин по-хозяйски плюхнулся в кресло и развалился в нем — руки на спинках, ноги навытяжку.

— Теть Лю-у-уб! — вдруг завопил Булыгин, а потом указал Губину на соседнее кресло. — Садись, Серега, будь как дома. Теть Лю-у-у-уб!

В дверь заглянула встревоженная тетушка Губина.

— Теть Люб! — обратился к ней развалившийся Булыгин. — Принеси нам чего-нибудь выпить. Надо отпраздновать мое воскрешение. Не каждый день друзья возвращаются к вам вновь. Не правда ли, Серега?

Губин по-прежнему стоял на середине комнаты, руки в карманах, зубы сжаты.

— Садись, садись, — уже миролюбивее предложил Булыгин. — Поговорить надо серьезно.

Губин продолжал стоять. Ему очень не хотелось следовать словам Булыгина, что бы тот ни говорил — «садись» ли, «стой» ли. Ему не нравилось, что Мишка ведет себя как хозяин — в его кабинете, в офисе его холдинга. Гоняет за выпивкой тетю Любу, растекается телом по его креслу и только что ноги на стол не кладет, как американец. Но как дать ему укорот, сохраняя чувство собственного достоинства, и как не попасть при этом в глупое положение, Губин не знал.

Мишка находился в каком-то особенном неуязвимом настроении — смертельно-агрессивном и в то же время как бы шутейно-ерническом. Его невозможно было пронять ни окриком, ни сарказмом. Он то щетинился и оскаливался, то переходил к фальшивому дурашливому миролюбию, отдающему тайной угрозой.

Губин сел. «Плохой из меня заказчик, — ругнул он себя. — Гнать его надо взашей, сказать: ничего не знаю. А я мнусь, жмусь… Комплекс вины». Он и вправду выглядел неуверенным. Булыгин, выжидая, злорадными хищными глазами наблюдал за выражением лица Губина, за его колебаниями.

— Не трепыхайся, Сергей, — посоветовал он ему вполне доброжелательно. — Сохраняй чувство реальности. Мою смерть мы проехали, давай поговорим о дальнейшем. Бизнес-то остался.

Булыгин замолчал — в комнату вошла тетя Люба с подносом, полным бутылок и тарелок.

— Вот это дело! — громко приветствовал ее Булыгин. — Коньячок не повредит! И колбаска, ба! Икорка… Огурчика, огурчика маринованного нет? Есть?

Теть Люб, не обижай, принеси. Оголодал я, пока в морге-то лежал!..

И он загоготал, косясь на Губина. Пока тетя Люба расставляла тарелки на столике, Булыгин не переставал балагурить, за его идиотской болтовней проглядывали злоба, напряжение и настороженность. Когда старушка удалилась, Булыгин налил себе в рюмку коньяку и, не пригласив Губина разделить с ним удовольствие, вылил коньяк себе в глотку. Потом еще.

После этого он стал угрюм, разыгрывать балагура ему надоело.

— Слушай, — обратился он к Губину уже без всяких прибамбасов, — помнишь наш разговор? Так вот теперь, я считаю, самое время к нему вернуться. Я напомню тебе, о чем речь. Ты отпускаешь меня вместе с «Пресс-сервисом». Как это оформить юридически, мы отработаем. Я советовался с ребятами — есть несколько способов. Мы оба заинтересованы в том, чтобы все прошло безболезненно и дешево. Иначе, Серега, извини, ты знаешь, что может последовать.

Булыгин потянулся к столу, взял с него свидетельство о собственной смерти и помахал перед носом Губина.