А ваш коллега тоже туда отправился буквально две минуты назад.
— Куда? — завопили хором Вадим с Карапетяном.
Объяснять, что никакого коллегу они сюда не присылали, было некогда. Валя прокричала адрес им вслед — двое оперов, не дожидаясь лифта, уже неслись вниз по лестнице. «Ах ты, блин, — думал Занозин. — По моим подсчетам, рано еще. Как же он успел?»
Неслись они как угорелые не зря — у квартиры Санька уже были слышны вопли и стрельба. Они ворвались через открытую дверь. Первое, что увидел Занозин, бежавший впереди, это летящую прямо ему в лоб чугунную сковородку. Уклониться он не успел, лишь успел чуть нагнуть голову, и сковородка приласкала его по касательной. Но и этого было вполне достаточно. «Я бы не сказал, что это больно, — подумал Занозин, привыкший анализировать собственные ощущения. — Я бы сказал, что это в высшей степени неприятно — получить сковородкой по голове…»
Последующие несколько мгновений он, оглушенный молодецким ударом, видел все как в тумане. В голове звенело.
В коридоре небольшой двухкомнатной квартирки Санька топталось, лягалось, размахивало руками и с шумом копошилось какое-то странное существо. Занозин наблюдал за ним, как в замедленной съемке, с каким-то его самого удивившим познавательным интересом. В следующем кадре существо как бы немного разделилось, и тут Вадим сообразил, что это мощная громкоголосая подруга Санька, уже знакомая ему Оксанка, вцепилась зубами в руку того, кого он принял первоначально за первую половину существа, — крупного мужика в черной, надвинутой на лицо шапочке с прорезями для глаз. В закушенной руке был зажат пистолет. Другая рука мужика была блокирована под мышкой девушки. Мужик со сползшей на глаза маске пихался, пытался отодрать, стряхнуть Оксанку, но та вела себя просто как бультерьер, который, как известно, умрет, но челюсти не разомкнет.
Коли с Саньком нигде не было видно.
Карапетян со своим «Макаровым» на изготовку плясал вокруг мужика с Оксанкой, опасаясь пускать в ход оружие, чтобы не попасть в невинную женщину, и кричал: «Оксана! Отползай! Дай выстрелить!» Подойти ближе и ввязаться в рукопашную Оксанки и киллера не было никакой возможности. Ствол в руке мужика, оттягиваемый к полу увесистым телом женщины, дергался — то подпрыгивал и направлялся в живот Карапетяну, то наклонялся вниз и брал на прицел его же колени. И живот, и колени было жалко, внутри у Карапетяна каждый раз холодело. Когда пуля отрикошетила у самых его ног, он подумал, что, пожалуй, с него хватит острых ощущений и пора с киллером что-то делать…
Когда подлый злоумышленник все-таки отодрал даму от себя и, отбросив ее к стене, уже с трудом (все-таки укус!) поднимал руку, чтобы окончательно обезвредить Оксанку, Карапетян поймал его на мушку.
Прогремел выстрел. Мужик охнул, качнулся и стал крениться на бок. Карапетян подскочил и выбил у него пистолет из рук — тот отлетел куда-то в сторону.
Мужик, держась обеими руками за правое бедро, оседал на пол. Из-под сползшей маски — глаз не видно, из одной дырки торчал нос, из другой мочка уха — были слышны невнятные ругательства, перемежаемые стонами.
— Больно-о-о! «Скорую» вызывайте, — хрипел раненый. Из-за забившейся в рот шапочки это звучало так: «Боно-о-о! „Скоую“ выыва-а-ате-е-е!»
Карапетян подошел к корчившемуся на полу мужику и стянул с него шапочку с прорезями. Дышал опер тяжело, все его тело болело, а руки еще дрожали от напряжения и только что пережитой опасности.
Саша постоял какое-то время, пытаясь отдышаться и успокоиться, пока раненый стонал на полу.
— Мужик, — обратился наконец Карапетян к нему, присев на корточки, громко, как к глухому. — Ты вообще кто?
Тот ничего не отвечал, лишь повел глазом и продолжал, гримасничая от боли, испускать стоны.
— Булыгин-старший, если не ошибаюсь, — вмешался в разговор бледный Занозин, прижимавший к шишке на лбу холодненькое — то ту самую чугунную сковородку, то свой «Макаров». — Похож на брательника. Слушай, а ты чего ему не скомандовал: «Руки вверх! Бросай оружие!»
— Разве не скомандовал? — удивился Карапетян, морща лоб и силясь вспомнить, как все было.
Тут из комнаты показалась перекошенная физиономия Коли — целого и невредимого.
— Как вы кстати, мужики. — заикаясь от пережитого чувства опасности, но радостно заговорил Коля. — Он бы нас тут, эта, всех уложил. Чуть ступил в дом, так сразу палить. Слава богу, ни разу не попал.
Я быстро за тумбочку спрятался, смотрю, Санек стоит как вкопанный, а тот палит во все стороны. Все мимо. Потом Санек медленно так, не торопясь, на пол стал укладываться — у меня аж глаза на лбу от ужаса… А тут на спасение Оксанка из кухни со сковородкой выскочила. Как даст ему, эта, поруке… Ха-ха-ха! Слушай, Вадим, между прочим, этот мужик похож на того, про которого вы спрашивали — ну, который у меня пил со своей «Лукойловкой». Похож, но не он.