Две дороги

Вечером Дружиловский сел в гамбургский поезд. Целый час прятался в закоулках вокзала, и, когда до отхода поезда оставалось пять минут, он, подняв воротник и надвинув на глаза шляпу, быстро прошел к своему вагону.

Описывать все, что с Дружиловским произошло после того, как он покинул Берлин, не вызывается необходимостью и не представляет для нас интереса. Он сам вел хронику своего движения по канализационной трубе, и мы воспользуемся его записной книжкой:

«14 января. Записываю на пароходе «Саарема». Немцы под занавес опять меня обманули — по их бумажке меня на пароход не брали, пришлось за 300 марок купить шведский паспорт на имя какого-то Нильса Свенсона, к нему приладили мою фотографию. Помогли в этом встреченные мною в Гамбурге знакомые мне по службе у Юденича жандармский полковник Н. П. Нейман и К. И. Гетцен. Спасибо им, конечно, но содрали они с меня, сволочи, многовато.

Море неспокойно, и на душе у меня тоже. И все же получше, чем в Германии, где я действительно каждую минуту мог получить пулю в затылок. Хорошо еще, что Зиверт предупредил меня и я был последние дни начеку. Будь они прокляты, все, кого я считал своими соратниками по большой политике. Кроме Зиверта, все сволочи и волки. Но я еще поднимусь, урок даром мне не пройдет, и берегитесь, гады! Я буду жить и действовать по вашему же волчьему закону. Вы еще услышите обо мне, пусть только пройдет срок моей тихой, безвестной жизни».

Следующую запись в дневнике он сделал спустя год с лишним — 27 февраля 1926 года, находясь уже в Риге:

«Все, что случилось со мной в Ревеле, это сплошной кошмар. Юла не пустила в дом, через дверь сказала, что замужем и чтобы я, пока цел, убирался куда подальше. Но мало этого, она, гадина, просигналила в охранку, и еще ночью меня взяли из гостиницы. Они добивались, зачем я приехал в их Эстонию. Когда я говорил, что приехал, чтобы жить семейной жизнью, они ржали так, что все стало ясно. Спасибо, Юлочка, мы и этого не забудем. Стали бить и опять то же — зачем приехал? Тогда я, чтобы отвлечь их от своей персоны, выдал им баланду, будто мне точно известно, что на днях в Эстонию прибыл очень важный агент Коминтерна, по паспорту Нильс Свенсон. Ход был точный — меня же по этому паспорту зарегистрировали их пограничники, а я тот паспорт, как только сошел на берег, как требовали Нейман и Гетцен, уничтожил, оставшись при немецком аусвейсе. Почти два месяца они меня не беспокоили, все искали агента Коминтерна, а потом все же смикитили, а где же регистрация прибытия моей персоны, и поняли, что по тому шведскому паспорту прибыл я. И опять взялись за меня и опять били, но я не мог сказать им ни правды, ни ничего не мог толкового выдумать. Тогда они, еще продержав меня в тюрьме до самой зимы, сделали неожиданный ход — завербовали меня в свою вшивую разведку и после подготовки забросили в Латвию. И даже паспорт мне сварганили. Идиоты! Я завет Зиверта выполню и в Риге лезть на рожон из-за шелудивой Эстонии не собираюсь. Меж тем год моей безвестности уже миновал».

ИЗ БЕРЛИНА В ЦЕНТР. 19 января 1925 года

«Берлинский полицей-президиум опубликовал краткое сообщение о том, что русский эмигрант Дружиловский, нарушивший установленные для эмигрантов правила проживания в Германии, решением суда выслан за пределы страны. Куда выслан, не сообщается, и установить это не удается. На мое предположение, не выехал ли он в страну своей наибольшей удачи — Болгарию, Орлов сказал: «Болгарам ввозить к себе этот смердящий труп втройне опасно, Дружиловский просто кончился, забудьте о нем, как о битой карте.

Кейт».

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Выписка из регистрационной книги центрального полицейского управления города Риги от 22.2.1926 г.

«Ф а м и л и я,  и м я — Дружиловский Сергей.

Н а ц и о н а л ь н о с т ь — русский.

О т к у д а  п р и б ы л — из Ревеля.

Ц е л ь  п р и е з д а — временное проживание на личные средства.

Д о к у м е н т — паспорт № 111371, выданный в Ревеле 10.IV.1925 г.

П р и м е ч а н и е — с положением о проживании в Латвии лиц нелатвийского подданства ознакомлен...»