Две дороги

— Да что вы только говорите? Они еще в посольстве закуют меня в кандалы! — возмутился Дружиловский.

— Не торопитесь, — серьезно продолжал Воробьев. — Вы можете предложить им материал, разоблачающий происки Запада против Москвы. За это денег они не пожалеют, а у них деньги без счета. Их посольство самое богатое.

— Да вы просто нехорошо шутите, — возмущенно продолжал Дружиловский. — Сперва я действовал против них, а теперь — здравствуйте, я — за вас. Кто в это поверит?

— Могу сказать одно — из Латвии в Россию уже вернулись сотни русских. Среди них немало таких, кто вчера считался смертельным врагом большевиков. А теперь они пишут оттуда — получили работу, живут прилично. Разве не могли и вы сменить ориентацию? Это же политика, а в ней все возможно.

— Почему же вы туда не едете?

— Вы ведь знаете, что я родом из Варшавы и считаюсь польским подданным. А это совсем другой коленкор.

Поначалу предложение Воробьева показалось Дружиловскому чистейшим абсурдом, но чем больше он об этом думал, тем все меньше оно его пугало. Логика его размышлений при этом была элементарной: верно, политика дело мутное, и конечно же, он, как никто другой, может дать большевикам драгоценнейший материал. Еще шевелилась мыслишка таким способом разделаться со всеми, кто безжалостно выбросил его на свалку.

Он специалист своего дела и может быть одинаково полезен и антибольшевикам, и самим большевикам.

Для начала он решил сам выяснить, действительно ли советское посольство в Риге миролюбиво относится к русским, желающим вернуться на родину. Несколько раз он прошел мимо советского консульства. Там всегда толпились русские, стремившиеся домой, в Россию. С одним, уже получившим визу, он разговорился. Спросил, много ли задают вопросов.

— Всего три: год и место рождения, специальность и при каких обстоятельствах покинул Россию.

— Что же вы ответили на последний вопрос?

— Правду: находился в армии, не ведал, что делается, верил своим командирам.

И наступил день, когда Дружиловский сам зашел в консульство. Там ему дали опросный листок, в нем действительно было всего три вопроса и на обороте просьба указать, по какому документу в настоящий момент проживает заявитель. Но когда Дружиловский назвал свою фамилию, ему почудилось, что в глазах у консульского сотрудника мелькнуло удивление.

Дружиловский сказал, что он снова на днях придет, но больше и близко не подходил к этому дому.

ИЗ РИГИ В ЦЕНТР. 9 июня 1926 года

«Операция подготовлена и фактически начата. Исполнители: Сумароков и Дальний[9]. Их контакты с Дружиловским непрерывны. У обоих впечатление о нем одинаковое — при большом самомнении, умом не блещет и трус. Последнее, очевидно, будет нашей главной трудностью.

Подготовьте все на границе. С латвийской стороны Сумароков все уже сделал, и стоило это гораздо дешевле, чем ожидалось. У меня создается впечатление, что известный вам Пограничник

[10]все яснее дает нам понять, что готов помогать нам бесплатно. Не поговорить ли с ним в открытую?

Кузнец».

Резолюция на донесении:

Срочно — Кузнецу

1. На границе все готово, но не следует торопиться, помня, что трусость — сестра подозрительности.

2. Предложение в отношении Пограничника одобряется, он сделал для нас уже вполне достаточно, чтобы понимать свое положение.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Наступило жаркое лето. Многие рижане перебрались на Взморье или уехали на хутора. Субботним утром Дружиловский шел по Елизаветинской улице и нос к носу столкнулся с трижды проклятым польским поручиком Клецом. Оба так растерялись, что поздоровались, но мгновенно побагровевший поляк спросил с яростью:

— Кто вас сюда пустил? — он оглядывался по сторонам, точно искал полицию.

Перепуганный Дружиловский прибежал к Воробьеву в редакцию и рассказал о встрече.

Воробьев тревожно задумался, теребя бороду.

— Встреча и впрямь неприятная, — сказал он наконец. — Весь вопрос, что Клец предпримет, а от него можно ждать чего угодно. Во всяком случае, разыскать вас в Риге ему особого труда не составит.

— Я могу попросить защиты в эстонском посольстве, — сказал Дружиловский. — У меня эстонский паспорт.