Две головы лучше (сборник)

Но часы показывали, что очень скоро меня начнут ждать, совершенно не считаясь с моим острым желанием свободы и одиночества – хоть лет на сто, честное слово!

Поэтому я поднялась, и единственное, что согревало мою душу – что меня еще ожидает кофе. А Лариков – это уж потом.

Не стану же я омрачать краткие мгновения «очарования» воспоминаниями о работе?!

* * *

Однако работа не давала о себе забыть.

Стоило мне устроиться напротив телевизора с чашкой кофе, как затрезвонил телефон.

– Ма, возьмешь трубку? – спросила я.

На часах было еще восемь утра, и я надеялась, что это кто-то из ее подруг.

Мамины подруги имели невыносимую привычку звонить или рано утром, или во время трапез. Кофе я относила к трапезам, да еще и утро…

Поэтому я преспокойно переключила на МТВ, поскольку накануне вычитала, что музыка уничтожает раковые клетки. Не то чтобы они у меня наличествовали, но на всякий случай! К тому же я люблю музыку.

Правда, от того, что передавали, раковые клетки должны были только размножаться. Уж больно пронзительно верещал очередной гений отечественной попсы. Я щелкнула переключателем.

По седьмому показывали «Винни-Пуха». Ну и хорошо… Я устроилась поудобнее. «Хорошо живет на свете Винни-Пух…» Вечная песенка, правда?

– Сашенька, это тебя…

Ну надо же!

От удивления у меня чуть не выпала из рук чашка, а в голове возник резонный вопрос: какому кретину я понадобилась в столь ранний час?

Подойдя к телефону, я взяла трубку.

– Ты обратила внимание, какое сегодня утро? – услышала я голос Фримена. Такой довольный, будто он всю ночь разгонял тучи.

– Ага, – сказала я. – Солнечное. Только я и не подозревала, что это твоя заслуга.

– Все зависит от наших желаний, – загадочно сказал этот тип. – Кстати, мне хотелось бы с тобой увидеться…

– Кстати, я работаю, – отрезала я.

На самом деле мне было приятно слышать, что он хочет меня видеть. Да еще таким голосом он это сказал – с неровным дыханием, страстно просто кайф!

Но мы барышни приличные… Нас добиваться надо.

– Собственно, я как раз по поводу твоей работы, – с некоторым удивлением сказал он.

«Данич, ты романтическая дуреха», – печально констатировала я.

Фримен снова начал терять в моих глазах очки.

– Понимаешь, мне в голову пришли некоторые мысли…

– И как новое ощущение? – не удержалась я от ехидства. – Голова не разболелась?

Он совершенно не обиделся на мои идиотские шутки. Только немного помолчал и продолжил как ни в чем не бывало:

– Так как? Мы сможем встретиться?

Я вздохнула.

Вообще-то у меня на сегодня были другие планы. И я собиралась поделиться своими задумками только с Лизой. Вчерашние наши блуждания по ночному пляжу с Фрименом не вдохновляли меня открываться ему…

– Ладно, – смилостивилась я. – Давай поговорим по дороге… Сможешь за мной зайти?

Он задумался.

– Смогу, – наконец решил он эту сложнейшую проблему. – Только адрес напомни…

Я продиктовала адрес и положила трубку.

– Бывают же такие типы, – пробормотала я. – Мне б хоть чуточку той загадочности, которая окружает этого Фримена…

Но во мне загадочности не было. Сколько я ни разглядывала свою простодушную физиономию в зеркале, пытаясь придать ей «выражение», а получалась одна глупость!

– Да, – решила я. – Не всем так везет в жизни…

– Ты о чем? – поинтересовалась мама, возникшая за моей спиной. – И почему ты корчишь сама себе такие жуткие рожи?

– Придаю лицу ореол, – меланхолично отозвалась я.

– Ореол чего? – недоумевала мама.

– За-га-доч-нос-ти, – по слогам выговорила я.

– А, понятно… Ну и как? Получается?

– Результат налицо, – вздохнула я.

– Лучше уж позавтракай, – посоветовала мама.

– Твое предложение не лишено смысла, – согласилась я.

До приезда Фримена у меня еще оставалось время на эту приятнейшую процедуру.

* * *

Солнечный луч, прокравшись через щель между портьерами, ласково дотронулся до Юлиной щеки.

Она открыла глаза.

И поморщилась.

Не то чтобы Юля не любила солнца, просто… Если сегодня не будет дождя, Старцев опять станет напрягать ее своим дурацким теннисом…

– Уж лучше бы дождь, – проговорила Юля.

Вставать ей совершенно не хотелось, но маменька уже раз пять приоткрывала дверь и заглядывала, явно ожидая, когда ее красавица дочь соизволит очнуться от сладкого сна.

Вот и теперь дверь осторожно скрипнула. Юля немедленно закрыла глаза, но взмах ресниц не укрылся от цепкого внимания Веры Константиновны.

– Юлечка… Ты проснулась?

Боже мой, и почему у нее такой приторный голос?

За те восемнадцать лет, что Юля слушала эти карамельные интонации, они ее порядком достали. Этот тон маменька не выключала даже в те моменты, когда Юля «выходила за рамки приличий» и ей доставалась хорошая взбучка. «Ты нехорошо поступила, Юля, ты это понимаешь?» И голос льется, прилипает к тебе, как растопленный мед, и так хочется оказаться под прохладным душем, потому что Юлю давно тошнит от сладкого…

Боже, подумала Юля, открывая глаза и вымучивая радостную улыбку на лице. Почему они решили, что именно так разговаривают в приличных домах? Ах да… Еще мне надо постоянно улыбаться – окружающие должны осознавать, что именно нашей семье повезло в жизни…

– Доброе утро, сладенькая…