Две горсти песка. Мату-Гросу

В пределах ста метров человек мог ошибиться в направлении на девяносто градусов, особенно если дорога была чрезвычайно трудной и — что чрезвычайно важно — если человек был убежден, что для него удобнее уклониться в ту или другую сторону от курса, показываемого компасом. Летчики, потерявшие ориентировку, стремятся лететь — если их больше ничто не привлекает — по направлению к солнцу. Путешественники, заблудившиеся аналогичным образом, стремятся идти или ехать по направлению к чему-то конкретному. Так же обстояли дела и в лабиринте Мату-Гросу. Поддерживать прямой курс было невероятно трудно, какая бы растительность ни была вокруг — однородная или разнообразная.

После некоторых предварительных исследований, проведенных частично для того, чтобы получить представление о данной проблеме и подтвердить абсолютную необходимость пикад, было принято решение о прокладке в границах квадрата определенных маршрутов. Они должны были служить как дорогами для доступа в лес, так и секущими линиями — прямыми, идущими через различные районы, вдоль которых можно будет получать ценные сведения об изменениях характера почвы, о видах растений и тому подобном. В качестве тропинок пикады полностью изменили характер продвижения, поскольку здесь стала возможной ходьба с нормальной скоростью. Но даже и в этом случае осторожность была необходима. Прокладка пикады заключалась в том, что нужно было срубить и убрать небольшие деревья и растения на узкой полосе выбранного пути. При рубке всей растительности почти под корень и под удобным утлом на пикаде появлялись многочисленные колья, заостренные вверху. Упасть на них или, в наихудшем случае, упасть навзничь, а потом сесть на такой кол было бы смертельным.

Пикада во всех случаях представляла собой компромисс между отсутствием тропинки и наличием свободного пути без каких-либо препятствий. Члены экспедиции были благодарны за прокладку этих проходов, но им приходилось проявлять непрестанную бдительность, особенно когда тропа шла через беспорядочно стоящие, скользкие, выступающие над землей остатки бамбука.

Кстати сказать, вначале пикады прокладывали англичане. Они намечали путь с помощью компаса. Также с помощью компаса они проверяли его отклонения. Бразильские рабочие наблюдали за их действиями. Когда же за дело принялись бразильцы, то без компаса, только время от времени оглядываясь назад, они прорубали пикады гораздо быстрее и намного точнее. Теперь за работой наблюдали англичане, которые впоследствии имели мужество признаться, что тамошние бразильцы, стоявшие перед ними, знали, что к чему в здешних местах. Они всю свою жизнь жили и охотились в самых неизведанных частях Бразилии и знали многое, чему могли научить пришельцев. И пришельцам следовало как можно быстрее оценить хотя бы это обстоятельство.

Кабокло Центральной Бразилии — это такие люди, в отношении которых делать обобщения одновременно легко и невозможно. По расовым, и поэтому внешним, признакам кабокло может иметь кожу от белой до черной, при столь же сложном генетическом наследстве. Независимо от того, чья кровь в нем преобладает — негра, индейца или португальца, — он представляет собой уникальный сплав, имея, возможно, волосы негра и черты лица индейца или же наоборот. Численность индейцев, несомненно, уменьшилась от миллионов до тысяч, но индейские гены у современного населения Бразилии представляют собой значительную часть целого. Если бы кто-то смог сложить вместе все эти части — где одну восьмую, где одну четвертую и так далее, то доля выживших индейцев была бы значительно больше. Однако в отличие от Соединенных Штатов, где человека считают негром даже тогда, когда у него лишь частица негритянской крови, в Бразилии индейца считают бразильцем, если он только частично индеец или если он хочет считать себя бразильцем. (Конечно, можно спорить, являются ли индейцы бразильцами, но никто никогда не говорит об Indios как о Brasilieros

.) Один или два бразильца в лагере, судя по их лицам и почти полному отсутствию волос на теле (у индейцев редко растут волосы на лице или на груди), по лоснящимся черным волосам на голове и по цвету кожи, должны быть почти чистокровными индейцами, но они были такими же бразильцами, как президент их страны. Несомненно, что их культура была полностью бразильской.

Тем не менее как обитатели джунглей, кабокло имели много индейского, хотя бы потому, что они жили на той же территории и ею же пользовались. Почти все бразильцы, работавшие в лагере, превосходно умели ловить рыбу, хотя у одних это получалось лучше, чем у других. Они брали леску без всякой удочки, раскручивали ее над головой и затем забрасывали в воду, а попавшую на крючок рыбу вытаскивали моментально, сделав при этом хорошую подсечку. Они видят рыбу в воде, а увидев, сразу же замирают. Англичанин же, пристально вглядываясь в воду и поводя глазами в разные стороны, может так и не разглядеть этой рыбы, сколь бы ее ему ни показывали. Кабокло знают, насколько ниже рыбы следует прицеливаться, чтобы компенсировать рефракцию.