Две горсти песка. Мату-Гросу

Моя догадка насчет воздушного течения подтвердилась. И хотя мне не удалось предотвратить промежуточную посадку, зато потом мы подскочили до высоты около тысячи метров и с большим запасом прошли над макушками Нгонга. Словно быстрая река, встречающая огромный валун, воздушное течение круто перевалило через холмы, и мы с ним.

Сразу за гребнем, как и надо было ожидать, мы начали снижаться. Это нас вполне устраивало, и я не вмешивался в ход событий. Оставив позади Нгонг, мы шли с комфортабельной скоростью — около ста метров в минуту. А отойдя от холмов километра на два, на три, идя на уровне их макушек, аэростат вдруг словно взбесился. Гондола качалась, будто маятник, взад-вперед, в то же время ее бросало из стороны в сторону, и мы отчаянно цеплялись за край корзины. Тот же бешеный вихрь, который помыкал нами, трепал оболочку вокруг патрубка. Мы чувствовали себя отвратительно.

Неожиданно болтанка прекратилась, полет опять стал ровным и спокойным. Ничего подобного мне не приходилось встречать во время голландских уроков. Это явление характерно для гор; недаром даже пилоты тяжелых летательных аппаратов относятся к ним с великим почтением. Мы попали в ветровую волну, и действие ее оказалось весьма ощутимым. Вернемся к примеру с валуном. Если река плавно перекатывает через него, поверхность ниже по течению будет гладкой. Но если течение очень быстрое или валун очень велик, плавная струя будет смята. Это не беспорядочная турбулентность, у нее рисунок правильной волны. Вот с такой неладной штукой мы и столкнулись.

— Боюсь, это еще не все, — сказал я. — Мы снова попадем в волну, когда пройдем двойное расстояние после первой.

Совершенно верно: точно в указанное время опять началась эта отвратительная болтанка. До сих пор Дуглас все невзгоды переносил на зависть хладнокровно, но тут я впервые увидел настоящий испуг на его лице. Ален, судорожно держась за край качающейся во все стороны гондолы, заметил, что ему это «не нравится, очень не нравится». У меня тоже тряслись поджилки, однако на сей раз я, как ни странно, куда спокойнее воспринял эти пируэты. Уже то, что удалось их предсказать, сделало все не столь страшным. Больше всего я тревожился, как бы меня не укачало, если затянется болтанка.

Третья волна оказалась куда слабее второй, а четвертой мы почти не ощутили. А затем, как это было перед холмами, нас снова увлекло вниз. И сколько я ни сбрасывал песок, шар продолжал терять высоту. Мы опять были во власти нисходящего воздушного течения. Как и в прошлый раз, можно было выбросить, скажем, сразу три мешка балласта, и мы пошли бы вверх вопреки течению, но, вырвавшись из него, шар устремился бы в поднебесье со скоростью ракеты. Лучше уж сбрасывать песок горстями, тормозить падение. Ударимся о землю, зато на малой скорости, никто не пострадает. Так состоялась вторая промежуточная посадка. Правда, мы стукнулись довольно крепко, но остались невредимы. Одно худо: аэростат не спешил набирать высоту, как после первого удара.

Вместо этого он, все еще со скоростью около пятидесяти километров в час, поволок гондолу сквозь колючие заросли. Мы непроизвольно съежились в корзине. Стоило высунуть руку, и с нее тотчас была бы содрана вся кожа, поэтому все держали руки при себе. Сжавшись в комок, мы слушали зловещий треск и с ужасом думали о том, что грозит стропам. Внезапно шар легко взмыл над царством колючек. Мы отделались легко — ни единой царапины. Наши занзибарские веревки из манильской пеньки тоже не пострадали.

Итак, мы опять вознеслись вверх, опять обозреваем ландшафт из своего скрипучего гнезда в тысяче метров над землей. А впереди — новая гряда, высотой не меньше Нгонга, но если там склоны ложились мягкими складками, то здесь торчат острые скалы…

— Ол-Эгасети, — объяснил Ален. — На таких склонах не сядешь. И за грядой совсем нет дорог. Лучше уж сесть где-нибудь здесь, поближе к дороге на Олоргасаил.

Я был с ним согласен. Этот перелет в любую минуту может навлечь на нас беду. Лучше поскорее кончать. Пройдя немного на тысячеметровой высоте, мы плавно пошли вниз, к колючим кустарникам на откосе, с которого начиналась следующая гряда. Чтобы спуск не превратился в неуправляемый процесс, я понемногу сбрасывал балласт. Теперь, говорил я себе, можно не скупиться на песок, ведь он нам больше в этом полете не понадобится. Мне удалось поддерживать скорость снижения на уровне шестидесяти метров в минуту, и мы пересекли дорогу на высоте около полутораста метров. После этого аэростат пошел вниз чуть быстрее; тогда я бросил еще две горсти песку.

И тут же понял, что просчитался, слишком сильно притормозил спуск. Некоторое время сплошь поросшая несносными колючими кустами земля еще приближалась, но метрах в семи-восьми над зарослями снижение прекратилось, а затем мы пошли круто вверх. Из-за моей ошибки посадка не получилась, встреча гондолы с землей не состоялась. Я лихорадочно соображал, что делать. Потравить газ? Но теперь уже попросту негде садиться, на нас надвигается скала. Врежемся в нее — только и всего. Остается только продолжать подъем.