Две горсти песка. Мату-Гросу

Так или иначе, мы шли вверх, и положение было очень неприятным. Ален-таки побывал за бортом, когда мы на секунду встретились с землей. Как иначе объяснить глубокую ссадину у него на ноге, пониже колена? В гондоле ничего такого нет, что могло бы причинить ему такую рану. Сам пострадавший смутно помнил, что ушибся о что-то твердое. И при этом он, естественно, выронил мешок с песком. Я еще раньше разделался с моим. Теперь понятно, почему мы так быстро пошли вверх! Весь балласт, все до последней песчинки сброшено. Не осталось ни грамма, чтобы притормозить, когда мы снова начнем падать. Причем падать нам — опять-таки из-за отсутствия балласта, — очевидно, придется с еще большей высоты, чем прежде.

Проверяя имущество и отыскивая, как обычно, пропавшие предметы, мы установили, что потерян не только мешок с песком. Пропала одна фляга и две бутылки пепси-колы, у Алена сорвало с пояса батарею. А значит, груз стал еще меньше, и мы заберемся намного выше, чем думали. И с большой высоты пойдем вниз, не располагая ни единой песчинкой балласта. Никто и ничто нас не выручит. Мы наедине с бедой, одни в огромном и грозном воздушном океане.

Как-то отрешенно мы посмотрели на альтиметр. Стрелка упорно наращивала цифру. Минут через десять после нашего (самого неприятного изо всех) столкновения с землей она наконец остановилась. Мы парили в добрых полутора километрах над жаркой коричневой пылью, выстилающей Рифт-Валли. Прибор показывал почти три тысячи метров над уровнем моря.

Глава восемнадцатая

Маньятта

Представьте себе чувства человека, принявшего безвкусный яд, действие которого скажется не раньше чем через час, а то и два. С одной стороны, он как будто совершенно здоров, с другой стороны, знает, что фатальный недуг неминуем. Если ничего не делать, только ждать, яд в конечном счете убьет его. Но это будет, а пока он чувствует себя нормально и гадает, что ему предстоит.

Мы ощущали что-то в этом роде. Лично мы ни на что не могли пожаловаться, если не считать, что находились в гондоле, которая повисла в воздухе в полутора километрах над землей. Все трое невредимы, только у Алена из ноги еще сочилась кровь, но сравнительная незначительность этой ссадины словно подчеркивала весь ужас того, что нам грозило. Кроме ноги у Алена была еще кровь на плече, хотя плечо он не оцарапал. Каким-то образом она попала туда с колена. Да что такое ссадины и царапины, когда альтиметр показывает три тысячи метров и нет ни грамма балласта?

У нас были две возможности. Первая — использовать парашютные свойства шара. Известны случаи, когда этот способ спасал аэронавтов. Надо обрезать веревку, которая оттягивает вниз аппендикс и не дает промяться нижней части оболочки. Затем дергают разрывной строп. Теоретически (если все пойдет благополучно) газ должен вытечь, а оболочка останется внутри сети. Эта пустая оболочка (опять-таки если все будет хорошо) примет вид зонта и сыграет роль тормоза. Если удачи не будет, газ выйдет, а оболочка не примет вид зонта. Она соберется в ком внутри сети и уже не сыграет роли тормоза. И шар со всеми придатками так ударится о землю, что команде ни за что не уцелеть.

Вторая возможность — сбросить все, что сбрасывается, и уповать на то, что этого будет довольно, чтобы удержать скорость снижения в разумных рамках. За неимением песка мы еще располагали кое-какими предметами, которые можно было выбросить без особого сожаления, тем более ради спасения жизни. Для наглядности мы отложили в сторону все эти предметы. Сюда входили пустые мешки, уцелевшие фляги, таинственный сверток с нетронутым провиантом, который Джоун сунула нам в последнюю минуту, кинопленка, экспонированная и неэкспонированная, а также ящики из-под камер. По моим расчетам, вся эта куча весила около пятнадцати килограммов. Следующую партию, которую мы не стали оформлять в виде готовой кучи, составляли более ценные предметы, в том числе камеры, объективы к ним, приборы, обувь и бинокли. Если первой жертвы окажется недостаточно, придется немедля приносить вторую. «Аррифлекс» с кассетой почти на полтораста метров пленки и с приставкой в виде трех длиннофокусных объективов — очень тонкое и дорогое изделие. И тяжелое. Тем не менее я верил, что в крайнем случае не колеблясь вышвырну камеру за борт.

Поскольку набиралось изрядное число годных для сбрасывания предметов, как дорогих, так и не столь дорогих, я решил отказаться от парашютной идеи в пользу второго варианта. Да и не будь у нас всего этого барахла, все равно такое решение дается намного легче. На большой высоте дернуть разрывной клапан и выпустить весь газ — для этого требуется немалое мужество. Лично я сомневался, что у меня его наберется столько, сколько нужно, поэтому я облегченно вздохнул, увидев, что нам доступен способ номер два.