Две истории из жизни изобретателя Евгения Баранцева

Вдруг мы увидели реку, летнюю рябоватую воду. Мы смотрели на нее с белого теплохода, перегнувшись через нагретый солнцем борт. На корме хлопал флаг с выгоревшей до белизны голубой полосой, зеленые <берега/>дрожащими где-то на горизонте колокольнями и мачтами электропередачи плыли мимо тихо и бесконечно, и запах июльских трав висел над палубой.

- Хорошо тебе? - чуть слышно спросил молодой человек свою спутницу, высокую, склонную к полноте девушку, и положил ладонь на ее большую, сильную руку.

- Очень... - тоже еле слышно сказала она.

- А кто это поет? - спросил он. - Ты слышишь?

- Это радио в каюте, - сказала она. - Пусть.

... Всю-то ноченьку мне спать

было невмочь,

Раскрасавец-барин снился мне

всю ночь.

Немка кончил. Женщина у рояля медленно открыла глаза.

- Ну, хорошо, - сказала она, все еще улыбаясь, - иди, мальчик. И позови следующего.

... Появились Нёмкина мама и Нёмкин папа. Женщина, которая раньше сидела за роялем, теперь засовывала бумаги в портфель из крокодиловой кожи с монограммой и говорила им:

- Поздравляю вас! У нас было девятнадцать человек на место, но ваш мальчик выдержал такой конкурс. У него удивительная способность проникаться самим духом произведения. Посмотрим, посмотрим... Может быть, он станет Музыкантом с большой буквы.

- А я - то думал, что он станет инженером, - рассеянно улыбался Нёмкин папа, - в наш век, знаете... Но, конечно, если проникается духом...

- ... Изюмова-а! - вдруг заорал кто-то над моим ухом так, что я вздрогнул.

- Изюмова! Изюмова!.. - кричали со всех сторон, и крики тонули в овациях.

Немка, совершенно взрослый, сегодняшний Немка, вышел из-за кулис и поднялся к дирижерскому пульту. У него был растерзанный вид: манишка потемнела, и воротничок съехал набок. Отскочивший черный бантик он держал в руке и прижимал эту руку к сердцу. Он был совершенно счастлив; я ни разу не видел Немку таким измученно-счастливым.

А по обе стороны от него стояли взволнованные скрипачи и неслышно били смычками по струнам своих скрипок.

Все исчезло и смолкло разом, как появилось. В полной темноте мы услышали щелчок - потом я понял, что это Баранцев перекинул тумблер вправо.

- Спой, Сёма, нам песню, какую хочешь, - сказала Женщина, у рояля.

Немка повеселел, набрал воздуху и грянул:

Когда я на почте служил ямщиком,

Был молод, имел я силенку...

Лицо Женщины заполнило поле зрения, глаза ее были закрыты, но что-то мучило ее, какое-то неуловимое воспоминание: вздрагивали брови, и морщины сходились на переносье.

Сначала я в деле не чуял беду,

Потом полюбил не на шутку...

Мы увидели человека, сидевшего на корточках перед чемоданом. Это был тучный, немолодой мужчина, и сидеть на корточках было ему непривычно.

Оставаться с тобой хоть на день, хоть на час, - говорил он с придыханием, судорожно уминая в чемодане рубашки, - это самоубийство... Самоубийство!

Женщина слушала его, прижавшись к стене; нечетко мелькнул силуэт ее большой, полной фигуры.

- Самоубийство для всего! - говорил он, захлопывая крышку и клацая замками. - Для меня как личности, для моего творчества, для всего, что я еще могу сделать в отпущенные мне годы!

- И это говоришь ты! Мне!.. - простонала Женщина.

- Я! Тебе! Лучше поздно! - с силой сказал он, распрямляясь и потирая затекшие ноги.

- Ты снова станешь ничтожеством, - отчеканила она. - Что ты сможешь без меня? Ты станешь пустым местом. Кто вообще тебя сделал?

- Замолчи! Я глохну! - крикнул он. - И еще радио это орет, черт бы его брал!

- Пусть! - тоже заорала она. - Уходи! Пусть поет радио!

Под снегом же, братцы, лежала она.

Закрылися карие очи!

Ах, дайте же, дайте скорее вина.

Рассказывать больше нет мочи.

Немка кончил. Женщина за роялем открыла глаза.

- Иди, иди, мальчик, - сквозь стиснутые зубы сказала она. - Иди и позови следующего,

...Появились Нёмкина мама и Нёмкин папа. Засовывая бумаги в портфель из крокодиловой кожи с монограммой, Женщина говорила им:

- К сожалению, не могу вас поздравить. Ваш ребенок не без способностей, но у нас был конкурс девятнадцать человек на место, сами понимаете.

- Да-да... - рассеянно улыбнулся Нёмкин папа и спросил, слегка наклонившись: - Ты хочешь стать музыкантом, сынок?

Немка перевел глаза с крокодилового портфеля на блестящее платье и вздохнул освобожденно:

- Не-а...

- Ну, будет инженером, - сказал Нёмкин папа. - В наш век, знаете...

И все кончилось. Погасло, затихло. Баранцев включил свет, и некоторое время мы сидели молча.

- Чепуха какая-то, - не очень уверенно заговорил, наконец, Константин. Выходит, если бы ты...

- Вот какой однажды был случай, - быстро перебил Немка. - Мальчик плакал, плакал, а ему дали сладенького на ложечке, он и успокоился, - как это сказать одним словом?.. Стих - от - варенья...

- Неужели ты детских песен не знал?! - закричал я, - Что это за песни идиотские для шестилетнего ребенка!

- У нас такая пластинка была, - тихо сказал Немка. - Она и сейчас жива, и я ее очень люблю: с одной стороны "Раным-раненько", а с другой "Когда я на почте...".