Две недели до любви

Сначала я проверяю обеденный зал в главном здании. К счастью, вся семья Челси собралась за столом, и они уже почти закончили есть.

– А давайте переедем, – говорит Брэндон. – Школа тут есть наверняка. Вы сможете перенести сюда свой бизнес. Будете поставлять десерты на курорт. Мама сама сказала, что Чарли не умеет печь. У вас бы отлично получилось. Ну а Челси и так и так уезжать.

Глупо, но я ужасно рад его словам. Челси бы приезжала в Миннесоту на каникулы, мы бы вместе отмечали Рождество…

Но ее папа лишь смеется:

– Ха, не хочешь расставаться с группой?

Брэндон равнодушно пожимает плечами.

– Ты ведь понимаешь, что зимой полного зала не наберется? – говорит Эрл, проходя мимо их столика. – Снега выпадает – у-у-у – до самого карниза. Твои фанаты просто не доберутся до «Заводи».

Я ловлю взгляд Челси и поднимаю руку в приветственном жесте.

Она одаривает меня мягкой улыбкой. Так улыбаются лишь женщины, от которых у тебя не осталось никаких тайн.

Брэндон и ее родители следуют за ее взглядом.

– Ты уходишь? – спрашивает Брэндон. Стул Челси скребет по полу. – Она уходит, а мне нельзя даже отыграть последний концерт! – громко возмущается он.

– Нам нужно проснуться пораньше, чтобы успеть домой вовремя, – объясняет ему отец. – А вы обычно заигрываетесь до самого утра. Поверь, мы просто хотим как лучше.

Брэндон злобно смотрит на Челси:

– Меня лишают последнего концерта, а она собирается фиг знает чем заняться с…

– Замолчи! – перебивает его Челси. – Не такая уж страшная потеря.

У Брэндона каменеет лицо. Ее родители смотрят на меня. А у меня ни удочки, ни фотоаппарата, ни спасательного жилета. Но у нас с Челси осталось всего несколько часов. И я не могу терять это драгоценное время, размышляя, что все подумают. Мы бежим на улицу, запрыгиваем в мой грузовик и уезжаем безо всякого алиби.

– Ну почему время бежит так быстро, – жалуется Челси.

Мы идем вдоль ручья к реке. Ее ладонь греет мне пальцы, но от слов в груди разливается холод.

– Пойдем сюда, – я перехожу по камням через ручей и веду ее на заросшее цветами поле. Они так прекрасны, почти как Челси. С ее загорелых плеч струятся светлые волосы.

– А знаешь, – замечаю я, показывая на ближайшую орхидею, – как только эти цветы достигают полного расцвета, тут же начинают умирать.

– Как мило, – говорит Челси. – Спасибо, разве селил.

– Ты первая начала! – поддразниваю я. – Все эти разговоры о том, как летит время.

Я протягиваю руку и срываю цветок.

– Эй, – всполошилась Челси. – Это что, венерин башмачок? А как насчет «срывать запрещено законом»?

Я показываю ей цветок: это полуувядшая маргаритка.

– Как только встречаешь родную душу и вы привыкаете друг к другу – бац! Каникулы закончились. Как только находишь что-то красивое, – продолжает она, пристально глядя на мертвый цветок, – время истекло. Пора двигаться дальше.

– Но подумай, – говорю я, покручивая в пальцах черную головку цветка. – Цветы не становятся менее прекрасными оттого, что им предстоит завянуть… То есть мы ведь даже нарочно сажаем цветы, хотя знаем, что они не будут цвести вечно.

Она сжимает мою руку:

– Мы посвятим этот вечер цветочным метафорам?

– Лично мне они кажутся очень трогательными и поэтичными. У меня ушло целых два года на то, чтобы понять вот эту. Потребовались целых два года – и ты. И ты.

– И водопад, – шепчет она.

Челси обнимает меня за пояс, слегка склоняется, чтобы положить голову мне на плечо, и бормочет:

– С тобой я чувствую себя сильной.

– Таков был план. Я нарочно упал с квадроцикла. Вся история с вывихнутым плечом – моя находка.

– Хм. Ну да. Разумеется. Нет, серьезно. Сила – это ведь необязательно про мускулы. Не только о том, сколько километров ты можешь пробежать или сколько килограммов поднять. Теперь я это понимаю. Мне потребовался на это год. Год – и ты.

Она поднимает голову и выдвигает подбородок вперед; губы у нее слегка дрожат. Прокашлявшись, Челси говорит:

– Помнишь, я сказала тебе… Я сказала, что мне не нужно от тебя никаких обещаний. Похоже, я передумала.

– Хорошо. – Я убираю прядку ей за ухо. – Я рад, что могу что-то тебе пообещать.

– Пообещай, – говорит она, глядя мне прямо в глаза. – Что теперь ты не будешь прятаться от жизни. Что ты не будешь вести себя так, как вел себя два последних года. Не будешь убегать от того, что тебя пугает. С этого дня ты… ты будешь глотать жизнь большими глотками, будешь жить на полную катушку.

– Только если ты пообещаешь то же самое.

– Конечно.

– Больше никаких страхов.

– Звучит как тост, – хихикает она.

Но вместо того, чтобы соприкоснуться стаканами, мы сдвигаемся ближе, и я целую ее сладостным, крепким поцелуем.

Когда мы размыкаем губы, чтобы вдохнуть воздуха, Челси переводит взгляд куда-то мне за плечо, на окрестный пейзаж. Словно пытается запомнить, как он вы глядит.

– Ты ведь знаешь, что они ищут себе пару? – Спрашивает она меня с широкой улыбкой, показывая в траву. – Светлячки. Своим светом они подмигивают друг другу.

Обнимая Челси за талию, я снова склоняюсь к ее лицу. Перед тем как закрыть глаза, я замечаю, что светлячки затихают в траве и выключают на ночь свои огоньки.

Они нашли любовь.