Две недели на Синае. Жиль Блас в Калифорнии

По мере того как он взрослел, его способности раз­вивались; однако, вместо того чтобы в одиночку совер­шать по ночам набеги на какой-нибудь затерянный в пустыне шатер или грабить беспечного путника, он собрал вокруг себя юношей из своего племени, которые уже давно привыкли ему во всем повиноваться и теперь не колеблясь признали его своим предводителем, и с этим сильным подкреплением пускался в самые крупные предприятия. Именно в эту пору его хитрость и ковар­ство развились с необычайной силой и он стал действо­вать в больших масштабах, хотя временами не отказы­вался и от тех одиночных и дерзких налетов, которые его прославили; так, например, по его приказу распростра­няли ложный слух о приближении каравана с богатым грузом, и, когда воины соседних племен выступали в поход, чтобы преградить путь этому каравану, сам он тем временем устремлялся к их шатрам, где оставались только старики и дети, и похищал там скот и продовольствие; в другой раз, когда из Суэца в Каир или из Каира в Суэц действительно шел какой-нибудь богатый караван, он посылал араба сообщить подстерегавшим этот караван племенам, что на их лагерь совершено нападение, после чего воины тотчас возвращались к своим шатрам, тогда как он, хозяин и царь пустыни, преспокойно грабил караван и сколько угодно обирал купцов и паломников. В конце концов слух об этих дерзких и частых грабежах дошел до суэцкого бея. Суэц — это складочное место на пути из Индии, это ворота Аравии. Он уже и так утратил половину былых богатств, когда был открыт морской путь вокруг мыса Доброй Надежды, и караваны с това­рами приходили теперь сюда крайне редко; так что суэц­кого бея серьезно беспокоили набеги Салема, из-за кото­рых караваны должны были еще чаще обходить Суэц стороной, и он отдал грозный приказ схватить разбой­ника. Целый год прошел в поисках, оказавшихся тщет­ными, но вовсе не потому, что Салем скрывался: напро­тив, каждый день приходило известие о каком-нибудь новом его преступлении, но он с таким проворством и с такой дерзостью ускользал от преследователей, что бей в конце концов пришел в невероятную ярость и решил сам отправиться на поиски разбойника, поклявшись не воз­вращаться в Суэц до тех пор, пока ему не удастся схва­тить Салема.

Бей разбил лагерь на дороге из Суэца в Каир, там, где сейчас устроили привал мы, и его шатер был установлен на том самом месте, где теперь стояла наша палатка; затем, после того как раскинули его шатер, вокруг поста­вили самые надежные войска, в караул назначили самых бдительных часовых и на всякий случай оседлали его лучшего скакуна, бей отстегнул саблю, снял парадный машлах, лег на ковре, положил кошелек под голову, помолился Магомету и уснул, исполненный веры в Аллаха и его пророка.

На рассвете следующего дня бей проснулся; ночь про­шла тихо. Никакая тревога на нарушила покой в лагере; каждый солдат был на своем посту, каждая вещь находи­лась на своем месте, за исключением сабли, машлаха и кошелька бея — они исчезли.

Бей дважды хлопнул в ладоши, и вошел раб, пользо­вавшийся его особым доверием; однако при виде своего господина он тотчас отступил назад, настолько велико было его удивление: ведь бей на глазах у него за час до восхода солнца выехал верхом из лагеря и еще не воз­вращался.

Слова раба вызвали у бея новые опасения: а не раз­делил ли конь участь сабли, машлаха и кошелька? Раб кинулся к конскому загону и стал узнавать, где любимый скакун бея. В ответ на его вопросы конюх заявил, что бей трижды хлопнул в ладоши, подав тем самым услов­ленный сигнал, после чего ему подвели коня, он сел на него, унесся в пустыню и все еще не возвращался.

На какое-то мгновение бея охватило желание отрубить голову часовому, рабу и конюху, но затем он рассудил, что это не вернет ему ни сабли, ни машлаха, ни кошелька, ни коня, и к тому же, раз уж он допустил, что обманули его самого, то часовой, раб и конюх, по природе своей стоящие ниже его, тем более могли тоже оказаться обма­нутыми.

Бей размышлял три дня и три ночи, пытаясь понять, каким образом произошла эта кража; затем, видя, что напрасно теряет время, он решил обратиться к самому вору, поскольку это было самым надежным средством получить достоверные сведения, и велел провозгласить во всех окрестных племенах, что если Салем пожелает рассказать ему через посредника или лично об обстоя­тельствах кражи, дерзость которой выдает его как ее виновника, то бей не только не причинит ему никакого зла, но еще и предоставит тысячу пиастров (это при­мерно триста франков нашими деньгами) на дорожные расходы; он дал слово мусульманина — а на Востоке слово свято, — что, предоставив эти сведения, Салем будет волен уйти туда, куда ему заблагорассудится.