Две недели в другом городе

Глядя на человека, чей голос ему предстояло дублировать, Джек с улыбкой подумал о свидании с Деспьером, которое устроил ему Делани. Пригласить Джека в Рим режиссера заставило вовсе не стремление улучшить фильм или оказать услугу старому другу, хотя и эти мотивы присутствовали. Джек был для Делани верным другом, помнившим его лучшие дни; Морис хотел, чтобы они нашли отражение в статье Деспьера. Делани, умевший казаться прямодушным, на самом деле всегда был хитрецом. За истекшие годы он, конечно, не изменился. Он ловко манипулировал людьми, преследуя собственные цели и ни в чем не полагаясь на волю случая. Но разгадав уловку Делани и поняв, что Морис был вынужден прибегнуть к ней, Джек испытал к Морису одну лишь жалость. Когда они только познакомились, любой газетчик мог написать о Делани, что режиссер насилует мальчиков из церковного хора — Морис и пальцем бы не пошевелил, чтобы заставить журналиста выбросить из статьи хоть строчку. Годы, неудачи…

Пять тысяч долларов, подумал Джек, глядя на красивое и пустое лицо Стайлза. Пять тысяч долларов.

Шагая по виа Венето сквозь праздную полуденную толпу, состоящую из туристов, клерков, киношников и полногрудых девиц, Джек увидел Деспьера, сидящего за маленьким столиком на веранде кафе. Благодаря солнечному теплу всем казалось, что зимой нет места на земле более приятного, чем Рим, — это было написано на лицах прохожих, слышалось в их радостном многоязычном гомоне.

— Садись. — Деспьер коснулся рукой соседнего кресла. — Наслаждайся итальянским солнцем.

Джек сел и, подозвав одного из официантов, раздраженно протискивающегося между людьми с подносом, на котором стояли чашечки с кофе, тонкие бутылочки с кампари и другими винами, заказал вермут.

— Dottore, — сказал Деспьер, — вчера вечером ты меня испугал. У тебя был вид тяжело больного человека.

— Нет, — Джек вспомнил ночь, — все обошлось. Просто я немного устал.

— Ты вообще-то здоров, Dottore?

— Конечно, — ответил Джек.

— На вид ты крепок, как скала. Я бы назвал тебя бессовестным обманщиком, если бы узнал, что на самом деле изнутри ты изъеден болезнями. Другое дело — я. — Деспьер усмехнулся. — Увидев меня, ученые сломя голову бегут в лаборатории, спеша изобрести чудесный эликсир, способный помочь мне. Тебе известно, что я получал инъекции препаратов, изготовленных из плаценты недавно рожавших женщин, а также из мужских сперматозоидов?

— Зачем ты это делал? — недоверчиво спросил Джек.

— Чтобы продлить жизнь. — Деспьер помахал рукой мужчине и светловолосой женщине, проходившим мимо столика. — По-твоему, мне не стоит пытаться продлить жизнь?

— Ну и как, помогает? — поинтересовался Джек.

Деспьер пожал плечами:

— Я жив.

Официант поставил перед Джеком бокал и налил в него вермут. Деспьер помахал рукой двум длинноволосым девушкам, на бледных лицах которых не было следов косметики; они покинули киностудию на час, чтобы перекусить. Похоже, Деспьер знал каждого второго человека, проходившего мимо столика; он приветствовал всех одним и тем же вялым движением руки и живой, насмешливой улыбкой.

— Скажи мне, Dottore, — не вынимая сигареты изо рта и щурясь от дыма, произнес развалившийся в кресле Деспьер, — какое впечатление произвел на тебя шедевр Делани, который ты смотрел сегодня утром?

— Ну, — осторожно начал Джек, — монтаж еще не завершен. Пока рано что-либо говорить.

— Ты хочешь сказать, получилась дрянь. — На лице Деспьера появилось любопытство.

— Вовсе нет, — возразил Джек.

И Делани, и Деспьер были друзьями Джека, и он не считал нужным приносить одного из них в жертву другому ради какой-то журнальной статьи.

— Дай Бог, чтобы ты был прав, — заметил Деспьер.

— Что ты имеешь в виду?

Сегодня Джек в обществе Деспьера испытывал неловкость.

— Тебе известно не хуже, чем мне, — наш друг Делани прижат к канатам. Один слабый фильм, и ему не найти работы. Ни в Голливуде, ни в Риме, ни в Перу…

— Я ничего об этом не слышал, — сухо сказал Джек. — Я не слежу за прессой.

— Ах, — ироническим тоном произнес Деспьер, — если бы у меня были такие преданные друзья…

— Слушай, Жан-Батист, что ты напишешь в статье? Ты хочешь его прикончить?

— Я? — Деспьер с наигранным удивлением коснулся рукой груди. — Неужто я слыву человеком, способным на такое?

— Ты слывешь человеком, способным на многое, — заметил Джек. — Что ты собираешься о нем писать?

— Еще не решил. — Деспьер улыбнулся, поддразнивая Джека. — Я бедный и честный газетчик, служащий, как все бедные и честные газетчики, одной лишь правде.

— Каким будет твой материал?

Деспьер пожал плечами:

— Я не намерен петь ему дифирамбы, если ты спрашиваешь об этом. За последние десять лет, как тебе известно, он не сделал ни одной приличной картины, хотя по-прежнему держится так, словно изобрел кинокамеру. Позволь задать тебе один вопрос. Он всегда был таким?

— Каким? — Джек изобразил на лице недоумение.