Александр.
Не может, а точно. А вот и ещё один тост созрел. Давайте выпьем за женщин. Я лично не представляю, как бы мы все жили без женщин. Возьмите любого великого писателя, поэта или (Владимир.
А ты откуда знаешь?Александр.
Вот те раз! Книжки надо читать, а не только формулы рассчитывать, радио слушать, телевизор смотреть. Я же все-таки филолог, английский преподаю в ВУЗе. Мне же надо развиваться. Вот я и читаю, и смотрю, и радио слушаю.Владимир.
Понятно, «голоса» разные.Александр.
И их тоже. Люблю разные мнения. И на английском тоже читаю и слушаю. Кстати, и сам немного перевожу. Пока для себя. Сейчас, слава Богу, не сталинское время. Ночью не приедут на черном «воронке», не заберут. Да и в психушку, думаю, не отправят. Разве только из института погнать могут. Устроюсь куда-нибудь, не пропаду.Владимир.
Значит, ты наслушался разных «голосов», и потянуло тебя на рассуждения о свободе. Меньше надо слушать всякой болтовни и клеветы, тогда и жить будет легче. До чего же я не люблю все эти интеллигентские рассуждения. Свобода, свобода! Далась вам эта свобода? Что вы с ней делать будете? У вас ведь итак свободы полно, крепостное право уже больше ста двадцати лет назад отменили, а вам всё свободы мало.Сергей.
Володька, ты что, захмелел? Что ты несешь?Владимир.
А что, разве я не прав? И ты, Серж, хорош. Придумал мне тоже – «любит обеих». Ты своё личное распутство в искусство не неси. Искусство – вещь тонкая. Оно должно облагораживать, воспитывать, давать пример, а не растлевать всякими дурными мыслями.Александр.
Да ладно, Володя, успокойся. (Владимир.
Да. И горжусь этим.Александр.
А женился когда? Наверняка, ещё в институте или сразу после окончания?Владимир.
На третьем курсе. И что из этого?Александр.
Ничего. Просто я хочу сказать, Володя, что у разных людей и мнения бывают разные. И они не обязательно могут совпадать с твоим или моим. И это нормально. Почему обязательно мнение должно быть единодушным. Мы же не машины какие-нибудь, а живые люди. Но нет. Почему-то у нас, в Союзе, людям всегда хочется, чтобы всё было одинаковым, правильным, политически верным. А мне хочется свободы. Я изучаю английский всю жизнь, а с носителями языка разговаривал один раз, случайно, когда ездил в Москву. Это что, нормально? Для чего я язык изучаю? Хочу ездить в Лондон, в Нью-Йорк, в Париж.Владимир.
А что, тебе Советского Союза мало? У нас самая большая страна в мире. Её за всю жизнь не объедешь. Хочешь на Камчатку езжай, хочешь – на Кавказ, хочешь – в Прибалтику.Александр.
Причем здесь это? Хочу не только по своей стране ездить, хочу по всему миру. Хочу другие страны посмотреть, хочу знать, какая там жизнь, хочу с людьми пообщаться. Скучно сидеть всё время на одном месте.Сергей
(Александр.
Я все-таки не понимаю, почему нас не пускают за границу? Мне вот недавно отказали. Хотел в Финляндию съездить. Не пустили. Беспартийный я. При чём здесь партийность? (Задумчиво) Я только теперь понимаю свою однокурсницу Аську. Она эмигрировала в Штаты ещё в 79-м. Ведь нам даже переписываться не дают. Вот она года два назад написала мне первое письмо. Я обрадовался. Думаю, ну, теперь-то всё буду знать о жизни в Америке. Но нет. Только-только хотел ей ответ написать, как меня в Комитет вызвали, ну, в Контору Глубокого Бурения. Мол, что вы собираетесь ей ответить. Я чуть со стула не упал. Решил вообще не отвечать. Ненавижу, когда читают чужие письма.Владимир.
Что ты завелся? Что там делать, в этой Америке? Нам и здесь хорошо. На что нам их гнилой капитализм. Один разврат только и угнетение.Сергей.
Тут дело принципа. Почему кто-то за меня должен решать, куда мне можно ехать, а куда нельзя, с кем переписываться и что писать. Тебе хорошо здесь? Пожалуйста, сиди здесь, никуда не езди. А Шурику, например, хочет поехать куда-нибудь. Пусть едет. Что здесь плохого?Александр.
По-моему, Мишель Монтень сказал, что-то вроде «я, может быть, никогда и не поеду на далекий маленький островок в Тихом океане, но я должен знать, что в любую минуту яВладимир.
Ну да. Вам только разреши – все поразбежитесь. А кто работать будет? Кто страну будет защищать?