Две половинки (Просто о любви)

Сам посмотрит, опытным глазом, каковы шансы, каков ее настрой.

Степан практически всегда безошибочно видел, кто из больных и как быстро поправится. Тут доктор Иванов стопроцентно прав – все зависело от характера, желания и жизненной силы пациента. Один мог с простым аппендицитом проваляться месяц, переходя от осложнения к осложнению, с незаживающими швами, болями, гноением, а другой на третий день после сложнейшей операции вставал и сам шкандыбал по стеночке в туалет!

Таких через неделю уже выписывали, и швы у них заживали, как миленькие, и чудеса исцеления демонстрировались врачам с улыбкой! Еще и анекдотец напоследок расскажут, развеселя все отделение!

Он сам посмотрит, тогда поймет, насколько растянется Верино выздоровление.

Высадив Ольгу Львовну у метро и попрощавшись, он позвонил Стаське.

– Ну как тебе, полегчало, Больших? – спросила она участливо, выслушав известие об операции.

– Немного. Послезавтра посмотрю сам, тогда точно знать буду, как она.

– Как все люди после операции, – предположила Стаська. – Больно, страшно, противно, домой хочется, а впереди долгий процесс выздоровления. Главное, что жива и удалось удалить опухоль. Теперь все хорошо будет!

– Надеюсь, – осторожничал Степан.

А Стаська неожиданно спросила, избегая дипломатии, прямо:

– Степан, ты себя в ее болезни обвиняешь?

Нейтральным, ровным тоном, не утверждая, не вынося вердикта, предположила.

– Не в болезни, – признался он, – а в том, что не заметил заболевания. Если бы я раньше увидел ее недомогание и настоял на обследовании, все прошло намного легче и проще.

– И закончилось тем же, – предположила Стаська, рассуждая, – операцией! А как можно по внешнему виду определить, что человек болен раком?

– По симптоматике, – пояснил Степан, сворачивая на улицу, ведущую к Анькиному дому. – Слабость, боли определенного характера в зависимости от пораженного органа, жалобы, недомогания, да много всякого.

– Ну хорошо, а если человек старательно скрывает от окружающих свое состояние? Не жалуется ни на что и не показывает, что у него что-то болит? – допытывалась Стаська.

– Трудно, но можно, если быть внимательным! – настаивал на вынесенном себе приговоре Больших.

– Да, – согласилась Стаська, но обвинений не поддержала. – Если это родной и близкий тебе человек, с которым ты живешь, тогда можно заметить, если очень внимательно смотреть.

– Ты это к чему, маленькая? – заподозрил в ее расспросах скрытую подоплеку Степан.

– Да к тому, что подозреваю я, Больших, изводишь ты себя излишним самоедством! Вот ответь, честно, подумай: ну хорошо, заподозрил ты неладное раньше, договорился со всеми возможными врачами на предмет обследования Веры, она бы тебя послушалась и побежала анализы сдавать? Или ты ее стал за ручку водить по кабинетам? Насколько я понимаю, пока ее до края не приперло и «скорая» не увезла, она в больницу по собственной воле так и не дошла. А при наилучшем раскладе, если бы ты раньше заметил ее состояние и обследования все она прошла и в больницу легла, ты бы себя тогда не винил? Диагноз по-любому остался прежним, и что, ты бы себя не корил?

– Стаська, я не понял, ты меня что, ругаешь или защищаешь? – подивился ее расспросам Степан.

– Разумеется, защищаю! Ото всех на свете и от тебя самого! Кому же тебя защищать, если не мне! – иронично возмутилась Стаська. – Это я так расспрашиваю, чтобы понять, что так сильно тебя мучает.

Он припарковался возле Аниного подъезда, вышел из машины, поставил ее на сигнализацию, но в подъезд не пошел, остановленный последним Стаськиным высказыванием.

– Да все сразу, – признался больше себе Степан, – и что не заметил ее болезни, пропустил, врач называется, и что принял решение расстаться, но не могу признаться ей сейчас в этом, а молчанием вроде как надежду даю, и Ежик с Ольгой Львовной напуганы, и не бросишь их…

– И что не любишь ее и никогда не любил, – подсказала Стаська, – и чем дольше ты рядом с ней, в ее проблемах, тем сильнее тебе хочется слинять? Это больше всего?

– И это, Стасенька, и это…

«И то, что безумно хочу к тебе, но не могу!» – подумал Степан, это совсем уж неподъемная тема для них обоих. Он даже слегка струхнул, что Стаська, ничего не боящаяся и не признающая между ними условностей, произнесет эти слова.

По старой привычке струхнул.

Она не сказала, но Больших почувствовал, что услышала его и без слов и все поняла.

– И она тебя тоже не любила, – поразила новым заявлением Стаська. – Если б любила, не скрывала, что ей плохо! Я вот железно обещаю, даже если ударю коленку, первым делом прибегу к тебе жаловаться и стонать!

– Я поцелую, подую, и все пройдет! – легко рассмеялся он.

Она молодец! Она вырулила из тяжелой темы и ему помогла!

– Ладно, маленькая, я у сестрицы. Дениску к моим родителям, ее к Юре в больницу, потом обратная перестановка, Аньку с ребенком домой, наверное, у нее и останусь. А завтра на дежурство.

– Да, Больших, лазарет – твоя стихия! – посочувствовала Стаська.

Они попрощались без обещаний, звонков, встречи, даже намека на перспективу этого, туманную и неизвестную.