Две половинки райского яблока

– Сплюнь через левое плечо, – посоветовал господин Романо. – Все было шито-крыто, с соблюдением строжайшей конспирации. Поверь старому лису-дипломату, который в вопросах конспирации съел не одну собаку! Давай еще раз просмотрим бумаги… моей покойной тетушки Софи Якушкиной. Ad rem, Грэдди! Мы на пороге удивительных открытий! Per aspera ad astra![4] Нам еще нужно придумать, как нейтрализовать крылатого… Хабермайера. Чтобы не болтался под ногами.

– Лис, съевший собаку… – пробормотал Флеминг словно про себя и вздохнул: – Откуда такое пристрастие к деликатесам?

– Кстати, – вспомнил господин Романо, – ты прав, Грэдди, твоя девушка, Наташа, действительно похожа на Софи Якушкину в ранней молодости. Ты думаешь, она имеет отношение к семье?

– Это абсолютно неважно, – ответил Флеминг. – У нашей девушки совсем другие задачи.

Глава 17

Посещение предков

День был прекрасен, как бывают иногда прекрасны тихие и задумчивые дни поздней осени. Деревья почти облетели, но густые кусты ежевики и терна, крапива и репейник все еще радовали глаз буйством красок. Старинные памятники с крестами стояли, полные печального достоинства. Чуть левее выглядывал неуверенно ржавый купол старинной часовни. Вдоль кривоватой мощеной аллеи тянулись вдаль полуразрушенные усыпальницы – маленькие античные храмы с колоннами. «Интересная архитектура», – пробормотал Клермон. «Это польские склепы, – пояснила директор Марина. – Тут у нас когда-то была польская слобода. Нам вон туда».

Уже одно созерцание семейной часовни помещиков Якушкиных принесло некоторое разочарование. Часовня, напоминавшая византийскую базилику, была основательно тронута временем – колонны облупились, крыльцо светило сбитыми ступенями. Печаль была разлита в кривоватой уличке города мертвых. И только длинные багряные ежевичные плети и хрупкие желтые высохшие стебли неизвестного растения со скрученными стручками, оплетающие строение, странной гармонией живого и мертвого несколько исправляли гнетущее впечатление. Вокруг часовни, за чугунного литья оградой, были разбросаны могилы семейства Якушкиных под строгими крестами черного мрамора.

– Это последнее захоронение, – сказала директор музея Марина Башкирцева, та самая, в духе Модильяни, указывая на крайний справа памятник. – Наверное, дядюшка вашей Софи. Вообще, кладбище это очень старое и уже лет семьдесят как закрыто. А то и больше…

Последнее пристанище предков наводило на мысли о бренности жизни. Глубокая тишина этого места была густо-осязаемой, и далекие городские шумы лишь подчеркивали ее.

Форс-мажорный квартет во главе с господином Романо стоял молча у часовни помещиков Якушкиных, неуверенно озираясь по сторонам. Все чувствовали некоторую подавленность. Наташа и Марина деликатно отступили назад, оставляя господина Романо наедине с родными могилами. Говорить никому не хотелось, место не располагало. Клермон нервно чесался, запуская длинные пальцы в жидкие бесцветные волосы. Аррьета с мученическим видом, словно ожидая нападения, прижимала к груди сумочку. Гайко, по своему обыкновению что-нибудь подпирать, подпирал спиной угол часовни. Флеминг, наклонившись, рассматривал стручки неизвестного растения.

Громадный амбарный замок на двери часовни оказался сломанным. Видимо, его сбили в незапамятные времена искатели кладов – царапины на металле успели покрыться ржавчиной. Гайко оторвался от угла часовни, дернул за скобу, и дверь со скрежетом поддалась. Холодом и тлением пахнуло изнутри. Вековая пыль ковром покрывала три ступеньки вниз, пол часовни, длинный мраморный стол-тумбу в центре и разбитые мраморные урны по углам.

– Мерд! – вырвалось у господина Романо.

Верный оруженосец поднял господина Романо с кресла. Флеминг распахнул дверь и шагнул внутрь, светя себе фонариком. Гайко осторожно шагнул вслед за Флемингом, держа хозяина на руках, как ребенка. У господина Романо в руках тоже был фонарик. За Гайко с господином Романо на руках шла Марина, завершающей была Наташа. Аррьета и Клермон переглянулись и поняли друг друга без слов. Отошли подальше от двери. Аррьета вытащила из сумочки пачку сигарет.

– Идиотизм, – пробормотала и сунула сигарету в рот.

– Некрофилия, – процедил Клермон, соглашаясь с подругой.

– Ой! – вскрикнула вдруг суеверная Аррьета. – Черный кот!

– Брысь! – заорал маркиз.

Черный котище даже не шевельнулся – продолжал спокойно сидеть на крыльце часовни, тараща на пришельцев круглые, как плошки, зеленые глаза. Только усы блестели на блеклом солнце. Клермон нагнулся подобрать камень. Кот грациозно выгнул спину, неторопливо прошелся по крыльцу и спрыгнул куда-то в заросли крапивы. Клермон кинул камнем ему вслед. Камень неожиданно звонко ударился обо что-то в зарослях. Аррьета вздрогнула и произнесла укоризненно:

– Клермон, пожалуйста…