Две Розы

А потом она с подружкой пересела за их столик. Компания у них была дружная, в большинстве мужская, потому никто против новых компаньонок не возражал. Пили много, смеялись много, выскакивали дружно на танцпол… И он уже не отходил от Алки ни на шаг. После караоке вышли в ночь, пьяные и хохочущие, долго ловили такси… Он крепко держал ее за руку, словно драгоценную добычу. Она и не сопротивлялась, и поехала к нему домой, и потом тоже… Не думала оказывать сопротивления. Очень талантливо исполнила роль добычи – вот она я, вся твоя, владей! Ведь настоящая добыча никогда не старается проявить полноценное сопротивление захватчику, правда? Она только немного играет в сопротивление… Ровно столько играет, сколько нужно захватчику.

Утром Алка никуда не исчезла, то есть классически появилась в дверях спальни в его рубашке и с подносом в руках. На подносе кофе и тосты с горячим сыром. В движениях сытая томность, на лице довольная улыбка – мол, спасибо за чудесную ночь, я так счастлива… И какому же мужику не понравится такое исполнение счастья? Кому же не хочется осознавать себя тем самым, дарующим женское счастье?

Так она и осталась у него и закружила страстью. Не только той, из области «женского счастья», но и страстью своего стремления к звездности. Не прошло и месяца, как он действительно и безоговорочно поверил в Алкин талант и в то, как трудно нынче пробиться таланту, ведь все кругом захватили одни серые бесталанные посредственности! Да, лихо тогда она втянула его в свою одержимую круговерть…

В загс они сбегали «на слабо». Когда он понял, что влюблен по уши, Алка так и заявила:

– А жениться на мне слабо, если любишь? Просто я терпеть не могу пустого трепа… Слабо, да?

– Нет, не слабо. Если хочешь, завтра же пойдем в загс.

– А я хочу! Я очень хочу… Потому что я поняла, что ты мой мужчина… Я сразу это поняла, еще тогда, в караоке…

Он глянул в ее зеленые глаза и… Будто прыгнул в эту зеленую волну с обрыва. И поплыл.

И ничего уже не соображал. И в загс на другой день пошел, и через два месяца расписался, и событие это они отметили в компании тех же друзей, в том же самом караоке… Не было у них торжественной свадьбы и нарядов свадебных тоже не было. Видели они все это хозяйство в гробу. Главное, у них тогда счастье было одно на двоих, безумная любовь…

По крайней мере он тогда так думал. Что счастье у них одно на двоих. Алка прописалась в его квартире и почувствовала себя полноправной хозяйкой, даже мебель переставила по своему вкусу. Но на этом вся ее «хозяйственность» и закончилась, и ко всем обязанностям жены и хранительницы домашнего очага Алка отнеслась пренебрежительно. Он уходил на работу, а она спала до обеда, потом занималась собой, любимой, то есть выходила из дома то в тренажерный зал, то на массаж, то в салон… И конечно же, опять бегала по кастингам, все время ее кто-то прослушивал, разглядывал и оценивал…

Ему такая жизнь как-то очень быстро перестала нравиться. Хотелось прийти с работы и провести вечер с женой. За ужином. В чистой квартире. Недовольство росло в нем, росло… И последней каплей был тот самый вечер, когда он пришел с работы и застал Алку вдрызг пьяной, заходящейся слезной икотой. Она бросилась к нему, повисла на шее безвольно, и он с трудом разобрал сквозь рыдания, что она ему говорит…

– Представляешь, Гриш… Он сказал, что у меня голоса нет… Чтобы я успокоилась и больше никого не доставала… Представляешь, какая сволочь, а?

– Да кто, кто сволочь-то, Алк?

– Продюсер группы «Нимфетки»… Петровский… У них одна девчонка из состава ушла, и кастинг объявили… Я с пяти утра очередь заняла, представляешь? Я даже позавтракать не успела… До обеда стояла в этой толпе – голодная… И пела я лучше других! И танцевала тоже! А он…

Он заявил, что у меня вообще никакого голоса нет… И пластики в движениях нет… Что я танцующее бревно… Это у меня-то мало пластики, да? Можно подумать, там одни звезды балета Большого театра собрались… Мне так обидно, Гриш, так обидно! Не могу я так больше, не могу… То один облом, то другой… А сегодня еще и… Такое прямое оскорбление…

– Ну все, все, успокойся давай… Ну что ты… – искренне посочувствовал он. – Не плачь, не надо… И действительно, хватит уже ерундой заниматься… Зачем себя так мучить, не понимаю? Ну, нет у тебя голоса и пластики тоже нет… Сколько людей так живут, не имея голоса и пластики, и ничего, вполне даже счастливы…

Алка вдруг перестала дергаться и дрожать, замерла в его руках. Постояла так секунду, потом резко его оттолкнула, обдала зеленью глаз, будто ножом полоснула. И заговорила звонко, с нарастающей интонацией, вот-вот грозящей перерасти в истерику…

– Это у меня голоса нет, да? Это у меня пластики нет? Да что ты говоришь такое, а? Я думала, ты в меня веришь, а ты… Да ты… Ты же хуже этого Петровского в сто раз, ты понимаешь это или нет? Ладно, он мне чужой человек… Но ты-то! Ты же мой муж! Да ты же за меня всех порвать должен! А ты…

– Алк, ну перестань… Я же не хотел тебя обидеть. Я только хотел сказать, что существует еще много прекрасных занятий для женщины… Тем более женщины замужней…