Две серьезные дамы

– Без единой живой души на улице холодно и безжизненно, – начал он, – но именно так мне теперь и нравится; простите меня, если покажусь угрюмцем такой веселушке, как вы, но у меня привычка никогда не обращать внимание на того, с кем разговариваю. Сдается, про меня скажут: «недостаточно уважает других людей». Вот у вас к вашим друзьям огромное уважение, я уверен, но это лишь из-за того, что вы саму себя уважаете, а это всегда начальная точка для чего угодно: вы сами.

Теперь, раз он с нею заговорил, мисс Гёринг стало отнюдь не легче, нежели до того, как он к ней подсел. Казалось, он напрягается все больше, чуть ли не злится, когда говорит, а от его способа приписывать ей такие свойства, что ни в чем не были правдой для ее натуры, беседа приобретала некое зловещее качество и в то же время заставляла мисс Гёринг чувствовать собственную незначительность.

– Вы в городе живете? – осведомилась у него мисс Гёринг.

– Верно, так и есть, – сказал Энди. – У меня три меблированные комнаты в новом многоквартирном доме. Это единственный многоквартирный дом в городке. Каждый месяц я плачу за жилье и живу там совсем один. Во второй половине дня мне в квартиру сияет солнце, и в этом есть тончайшая ирония, по моему мнению, потому что из всех квартир в здании моя самая солнечная, а я в ней весь день сплю, опустив жалюзи. Я не всегда там жил. До этого я проживал в большом городе с матерью. Но это ближайшее, что я сумел найти к исправительному острову, поэтому меня устраивает; устраивает меня более чем.

Несколько минут он возился с сигаретами и взгляд свой от лица мисс Гёринг намеренно отводил. Ей он напоминал некоторых комиков, которым наконец-то выпадает второстепенная трагическая роль, и они ее неплохо играют. Кроме того, у нее сложилось весьма отчетливое впечатление, что простенький ум его рассекаем чем-то напополам, отчего человек этот ворочается под своим одеялом, а не спит, и вообще влачит жалкое существование. У нее не было сомнений, что вскоре она выяснит, что же это такое.

– У вас очень особый тип красоты, – сказал ей он; – скверный нос, но красивые глаза и волосы. Мне доставит удовольствие посреди всего этого ужаса лечь с вами в постель. Но для этого нам придется покинуть бар и отправиться ко мне в квартиру.

– Что ж, не могу вам ничего обещать, но пойти к вам в квартиру буду рада, – ответила мисс Гёринг.

Энди велел Фрэнку позвонить на стоянку такси и сказать некоему человеку, бывшему на дежурстве, чтобы приехал их забрать.

Такси катилось по главной улице очень медленно. Было оно очень старым, а следовательно, дребезжало будь здоров. Энди высунул голову из окошка.

– Как поживаете, дамы и господа? – заорал он пустой улице, стараясь подражать английскому выговору. – Надеюсь… я определенно надеюсь, что все вы до единого прекрасно проводите время в этом нашем великом городишке. – Он вновь откинулся на спинку сиденья и осклабился на такой жуткий лад, что мисс Гёринг опять стало страшно. – По этой улице обруч можно гонять голым в полночь, и никто никогда не узнает, – сказал ей он.

– Ну, если вы считаете это место таким унылым, – произнесла мисс Гёринг, – чего ж не переедете куда-нибудь еще со всеми своими пожитками?

– Ох, нет, – угрюмо ответил он, – этого я нипочем не сделаю. Никакого в этом проку.

– Вы здесь делами привязаны? – поинтересовалась у него мисс Гёринг, хотя и сама прекрасно знала, что он говорит о чем-то духовном и гораздо более важном.

– Не зовите меня деловым человеком, – ответил ей он.

– Значит, вы художник?

Он неопределенно покачал головой, как будто и не знал толком, что такое художник.

– Что ж, ладно, – произнесла мисс Гёринг, – две попытки я сделала; теперь не скажете ли мне, кто же вы?

– Лодырь! – зычно произнес он, соскальзывая на сиденье ниже. – Вы же это все время знали, правда, – вы же разумная женщина?

Таксомотор подъехал к многоквартирному дому, стоявшему между пустырем и цепочкой магазинов всего в один этаж.

– Видите, солнце после обеда все мое, – сказал Энди, – потому что его ничего не загораживает. Я выглядываю на этот вот пустырь.

– На пустыре растет дерево, – промолвила мисс Гёринг. – Полагаю, вам его видно из вашего окна?

– Да, – ответил тот. – Чудно́, правда?

Дом был очень новый и очень маленький. Они вместе постояли в вестибюле, пока Энди нашаривал ключи в карманах. Пол там был из искусственного мрамора, цветом желтого везде, кроме середины, где архитектор уложил мозаикой синего павлина, окруженного различными цветами на длинных стеблях. Павлин в тусклом свете едва виднелся, и мисс Гёринг присела на корточки, чтобы рассмотреть его получше.

– Мне кажется, это кувшинки вокруг павлина, – произнес Энди, – но павлину полагается иметь в себе тысячи красок, нет? Он многоцветный – не в этом ли смысл павлина? А этот весь синий.

– Ну, – ответила мисс Гёринг, – быть может, так он приятнее.

Они ушли из вестибюля и поднялись по железной лестнице. Энди жил на первом этаже. В коридоре стояла жуткая вонь – она, как Энди сообщил, никогда не развеивается.