Две тайны Аптекаря

Райские птицы любили притворяться. Чаще всего цветком, хризантемой с чуть горьковатым запахом. В доме их всегда было много, белых и желтых, с длинными лепестками, похожими на длинные перья. Если на них дул ветер, лепестки танцевали — цветок превращался в птицу. Райские птицы знали всё обо всём, райские птицы знали, как правильно. Только они это знали. Никто никогда не смел им перечить. Разрешалось одно — подчиняться. Райские птицы зорко следили, смотрели в глаза, проверяли, не выпускали из вида. И нельзя было выйти из-под их райских крыльев, потому что дальше везде была только опасность. Райские птицы часто грустили — и в сезон дождей, и в сезон засухи. Если их грусть продолжалась долго, они начинали злиться. На дождь, на засуху, на ветер и на цветок-хризантему. Тогда лепестки разлетались повсюду, словно длинные перья. Когда райские птицы злились, это всегда было страшно, но было еще страшней их расстроить. Тогда надо было стыдиться, тогда надо было спрятать себя, потому что такой огромной была та вина перед райскими птицами. Если ты виноват — ты плохой, ты недостоин. И разве такого тебя сможет принять мир? Ты обязан быть идеальным. Ведь ты — чело-век.

Когда я проснулась, Марк уже ушел. На диване лежал аккуратно сложенный плед, а на кухне — записка. И потрясающе вкусно пахло. Оказалось, он испек блинчики с яблоком и корицей, а сам уехал на работу. Чистота на кухне была такая, что можно было подумать, будто блинчики он пек где-то в другой комнате. В записке он извинялся, что пришлось уехать так рано: боялся опоздать, а будить меня не хотелось. В уголке листка была нарисована рожица и написано «целую». Меня слегка передернуло, потому что я сразу вспомнила вчерашний странный поцелуй. Есть мне не хотелось, а оставаться дома было просто невозможно. Я обещала Марте, что обязательно съезжу в полицию, а бровь у меня разболелась так, что срочно надо было ехать к врачу. Я оделась, взяла ключи от машины и поехала к Аптекарю. Иногда от сомнений и страхов становится так невыносимо, что хочется броситься им навстречу.

Уже в дороге я вспомнила, что обещала всегда звонить ему и сообщать о своем приезде, но решила, что поеду просто так, и пусть будет как будет. Я не думала, что он оставит меня перед закрытой дверью, и оказалась права. Я только подъехала к крыльцу, как дверь его дома уже открылась.

— Как мне отучить вас от сюрпризов, милая барышня? — Сам Аптекарь стоял на пороге в своем неизменном халате. — Но так и быть, не впустить вас я не могу, я ведь дважды успел провиниться. Входите же.

Он пропустил меня в дом, запер за мной дверь и тут же спросил:

— Что у вас с бровью? Кто налепил на ваше чудесное личико этот чудовищный пластырь?

— Добрый день, Аптекарь, — только сейчас сказала я. — У меня к вам серьезный разговор. И на всякий случай — я оставила ваш адрес моей подруге.

— На какой такой случай и какой именно подруге? — Аптекарь удивленно посмотрел на меня поверх очков. — Разве мы с вами договаривались раздавать адреса друзьям и подругам? Я ведь предупреждал вас о своем затворничестве. Так что же за «случай» заставил вас это сделать?

— Я оставила ваш адрес на тот самый случай, если вдруг у вас в доме со мной что-то случится. Я знаю, что вы на меня нацелились!

По дороге я продумала весь наш разговор. Как бы мне этого ни хотелось от этого спрятаться, но на Аптекаря указывало слишком много фактов, и повод разделаться со мной у него тоже был. И я была так напугана и так устала, что приказала себе разобраться с этим в любом случае. Адреналин гнал меня вперед, обеспечивая анестезию.

— Поскольку я ничего не понимаю, но намерен разобраться с вашими обвинениями, я попрошу вас пройти в гостиную и даже приготовлю вам чай. Что-нибудь успокоительное.

— Я не стану ничего пить в вашем доме, — отрезала я и пошла в комнату.

Аптекарь пошел за мной. Я села на свое привычное место на диване. Он сел напротив, и я рассказала ему обо всём, что случилось со мной, начиная с той самой фотографии, которая закончила свое существование в камине в этой гостиной.

— И вы считаете, что за всем этим стою я? — то ли задал вопрос, то ли констатировал Аптекарь.

— Именно так. Потому что ничего другого мне не остается. И все факты указывают на вас.

— Какие же именно, если позволите? То, что та загадочная дама в вашей спортивной секции, или как это называется, была рыжеволосой? Этот цвет — не такая уж редкость.

— И она говорила с акцентом.

— Половина работников в этом городе не из местного населения. Такие уж нынче времена.

— Рыжие волосы и акцент — это уже немало.

— Я не могу ответствовать за мою домработницу, в свободное от работы время она вольна ходить, куда ей вздумается. Но зачем бы мне самому нацеливаться на вас, как вы выразились?

— Из-за картины, разумеется. Которую вы тут прячете.

— Позвольте, но я ничего не прячу.

— Может, вы боитесь, что я сдам вас полиции. Кому захочется лишиться такого?