Две зари

Они прошли по мосткам через широкий двор, направляясь в «новую» избу, которая стала называться так двадцать с лишним лет назад, когда Свенельд поставил ее для сына после его женитьбы на Уте. Тогда же появилась еще одна – «изба Держаны», позже звавшаяся просто девичьей избой. В былые годы в ней и на дворе было не протолкнуться от ребятни: Ута родила с годами шестерых детей, и к тому же у нее воспитывались чужие дети, заложники, знатные сироты. Предслава, Деляна, Живляна, Дивуша, трое их братьев – одни появлялись, другие вырастали и уходили, но порой их бывало до десятка. Два года назад все это оживление утихло: Ута уехала, забрав младшую дочь и троих сыновей, Мистина остался в избе один. Год с лишним за хозяйством у него смотрели ключница и две Лютовы хоти, да две старшие дочери, уже замужние, заглядывали по очереди. Прошлым летом появилась Величана, двор обрел настоящую хозяйку, освободившую воеводу от всех забот. Что он сам может снова жениться, никому и в голову не приходило, хотя он был в расцвете сил.

Однако по виду его жилой избы никто не подумал бы, что за домом некому глядеть. Было чисто, пол выметен, печь вычищена, на полках блестит серебряная посуда – воплощение богатства и удачи знатного человека.

– Садись, – Мистина кивнул Торлейву на скамью и сам сел напротив. – Ты хотел меня повидать до того, как мы все увидимся с греками?

– Да.

Торлейв уже не улыбался, и по легким движениям его рук Мистина понял, что молодой его друг волнуется.

– Они вчера были у меня, то есть у матери, в гостях. Акилина им читала на память Гомера и Солона, мать рассказывала про осаду Таматархи… Ипатос так обомлел, что едва не посватался.

– К матери или к Акилине?

Торлейв фыркнул от смеха:

– К матери. Поднесли ей мафорий и паволоку, мне – вот что.

Он вынул из мешочка на поясе круглую золотую пряжку и протянул Мистине.

Тот взял и повернул к окну: золото, узор в виде листвы, самоцветы – темно-красные и бледно-зеленые.

– Богато! – Он вернул пряжку Торлейву.

– И десять номисм в мешочке.

– Ого! Посол так благодарен, что ты его от быка спас?

О случае с быком Мистина уже слышал вчера, когда вернувшиеся ловцы, усталые и довольные, наперебой повествовали о своих подвигах. Ловчие нашли для князя небольшое стадо из трех молодых быков: одного взял сам Святослав, второго его гриди – после того как бык поддел рогами Сфенкела вместе с лошадью и зашвырнул в реку.

Третий бык, самый молодой и резвый, успел пересечь поток и был настигнут у самых зарослей на другом берегу – не кем иным, как патрикием Диметрисом. Настигая быка, он с разгону ударил его копьем с широким наконечником под левую лопатку, как не раз во время царских охот бил кабанов. Но бык оказался крупнее, чем привычная греку дичь – до сердца наконечник не достал, раненый бык прянул в сторону и вырвал копье из рук ловца. От рывка Диметрис сам едва не вылетел из седла; обезоруженный, вцепился в поводья, стараясь совладать с испуганной лошадью, а бык уже развернулся к нему. Но не успел грек и подумать, что делать, как у него на глазах в открытое горло тура ударил наконечник копья – Торлейв подскакал справа и, подняв коня на дыбы, ударил с разворота прямо под челюсть. Острое железо пронзило голову быка снизу и прошло череп насквозь. Бык рухнул, не сделав больше ни шагу; земля дрогнула под ногами.

– Мы должны еще раз поблагодарить тебя за помощь, – говорил Ипатос Торлейву, когда ловцы уже расположились отдыхать. – Это был подвиг редкой силы и ловкости для человека столь юных лет.

– Роман август немногим меня старше, а тоже в таких делах отличается, – смеялся Торлейв.

– Твоя мать позволит нам завтра зайти к ней и поблагодарить за то, что вырастила такого прекрасного сына?

– Я передам ей, – Торлейв несколько удивился, – думаю, она рада будет принять таких уважаемых людей.