Две Жизни

Я очень жалел, что не могу помочь Яссе в его труде по приготовлению для всех одежды, но он улыбнулся и ответил мне, что Грегор и Василион, свои люди в оазисе темнокожих, сделали за него больше половины работы.

Захватив с собой моего дорогого Эта, которого я так мало видел сегодня и который ждал меня у Мулги, я с грустью подумал, что бедная птичка будет скучать без меня завтра еще больше. Точно понимая мои мысли, Эта потерся о мою ногу, высоко поднял свою очаровательную головку и важно зашагал рядом со мной, давая мне понять, как вырос в своем мужестве и силе мой дорогой белоснежный друг.

Войдя в свою прелестную тихую келью, я призвал благословение Великой Матери на все встреченное мною сегодня, на все плачущее и радующееся во вселенной и мгновенно заснул рядом с Эта.

Проснулся я не от стука Яссы, а от тормошения Эта, чуткость которого необычайно возросла со времени его более близкого знакомства с Радандой. Я отлично понял, что Эта хотел дать мне знать о приближении Яссы. И действительно, вскоре раздался легкий стук в дверь, и, когда я ее открыл, передо мной стояли две фигуры. В одной, несмотря на сильно менявший внешность костюм, я мгновенно узнал Яссу. В другой же, только пристально приглядевшись, угадал неузнаваемо преображенного костюмом Славу. Он подал мне целую пачку тяжелых, как мне показалось, одежд, улыбаясь, что так озадачил меня своим видом. Ясса дал мне бутылку с жидкостью, говоря:

– Не ходи в душ, а натри тело этой жидкостью, Левушка. Мочи в ней губку и сильно растирайся. Только не забудь, что у тебя сейчас голиафова сила, действуй осторожно. Что для обычных людей будет сильным, тебе может показаться совсем слабым движением.

– Ну, Ясса, это уж преувеличено. Вчера я так слабо держал ребенка, что чуть не уронил его, когда он неожиданно вздрогнул. Так что мое "слабо" и "сильно" ничуть не больше и не меньше обычного.

– Не в силе дело, а в ловкости и внимании. Сегодня ты будешь иметь возможность наблюдать работу, очень тяжелую, людей, которые будут казаться тебе силачами. На самом же деле ловкость и внимательность этих людей заменяют им силу, в которой они далеко не первые.

Ясса отправил Славу к Бронскому и Игоро с такой же жидкостью, какую дал мне, велев ему помочь им растереться и одеться, а мне снова сказал:

– Ну-ка, Левушка, нянька Ясса по старой памяти поможет тебе растереться и одеться. – И он принялся растирать меня, причем я, смеясь, не раз говорил ему, что его "сильно" можно, пожалуй, причислить к лексикону Голиафа.

Вскоре я был готов, и, к моей радости, вся одежда и высокие сапоги со шнуровкой, принесенные Славой, оказались из легкого и плотного шелка, были легки, приятны. Тяжелым был только огромный зеленый плащ, который Ясса велел мне взять на руку. В таком виде, со шлемами на головах, мы вышли на крыльцо. Здесь еще никого не было. Ясса, не теряя ни минуты, отдал мне свой шлем и плащ и побежал наверх, велев дожидаться его возвращения. Через несколько минут спустились вниз Бронский и Игоро со Славой, затем вышел Ольденкотт, сказав, что с трудом закончил свой сложный туалет, а Натальи и Яссы все не было. Я боялся, что с минуты на минуту сойдет И. и наши друзья опоздают. Я не сомневался, что Ясса побежал к Андреевой, у которой что-нибудь не заладилось. Меня так и подрывало побежать ему на помощь. Но тут же я вспомнил, как Ясса говорил мне о ловкости, которой я отличился у постели больного. Я вздохнул, поняв, что помогу мало, послал мысленно помощь Наталье Владимировне и приник всем сердцем к Великой Матери, прося с благословения на предстоящий всем нам путь.

Наконец послышались поспешные шаги, вышли на крыльцо Наталья с Яссой, а следом за ними показалась стройная фигура И. Остановившись перед Андреевой, он посмотрел ей в глаза и тихо сказал: