Двенадцать детей Парижа

Алис была бесформенной, ширококостной, некогда пухлой, но теперь иссушенной жизненными невзгодами и возрастом. Кожа на ее подбородке и руках свисала морщинистыми складками. Лицо у этой дамы было широким, а щеки ее покрывали лиловые пятна. Полные губы цвета сырой печени открывали беззубые десны. Темно-рыжие волосы с седыми прядями были неаккуратно обрезаны чуть выше плеч. Глаза у Алис были светло-серыми и холодными, как зима, но в них графиня де Ла Пенотье увидела Гриманда. В старой женщине чувствовалась неимоверная усталость, через которую проглядывали горящие угли жизненной силы, некогда неукротимой. Но несмотря ни на что, Алис казалась огромной. Карла не могла определить ее возраст – наверняка не меньше шестидесяти, но может, все семьдесят или еще больше. Старая и больная, мать короля воров, тем не менее, словно не имела возраста.

– Время – это волшебная сказка, любовь моя, – сказала Алис, словно прочитав мысли своей гостьи. – Тюрьма без стен. Они были очень умны, когда заставили нас в это поверить, в календари, даты – от Рождества Христова, чего уж там. Чтобы держать нас в повиновении, так? Но, как и все подобные выдумки, это всего лишь еще один удар бичом по нашим спинам. А теперь у них есть часы, и они могут заставить нас носить цепи.

Карла не понимала, как себя вести. Она была в логове воров, с матерью человека, который убивал первого встречного без всяких угрызений совести…

Алис засмеялась надтреснутым голосом, и будь этот смех не таким сердечным, его можно было бы принять за издевку.

– Не смущайся, любовь моя, здесь это не принято, – сказала она итальянке. – Говори. Ты будешь кричать, прежде чем закончится день, а женщина, сидящая перед тобой, будет утирать тебе сопли, так что обойдемся без церемоний.

– Я не могу выразить словами свою благодарность, мадам, за то, что вы согласились меня принять, – сказала наконец графиня.

Алис небрежно махнула рукой. Ладонь у нее была красной и блестящей.

Карла поняла, что эта старуха не просто устала, а очень больна, и ее сердце наполнилось состраданием. За всю свою жизнь итальянка не встречала женщины, перед которой испытывала бы благоговение, и лишь немногие заслужили ее уважение. Мать ее была слабой и покорной, она боялась мужа, церкви и осуждения знакомых. Она жила на коленях – во всех смыслах – и умерла, о многом сожалея. Мать предала Карлу почти в таких же обстоятельствах, как теперь, организовав похищение Орланду в то самое утро, когда он появился на свет. Она отняла у дочери радость материнства, и та так и не смогла простить ее.

Графиня наклонилась к сундучку, но достать его ей мешал живот. Тогда она встала, отодвинула стул и присела на корточки. Внутри сундучка лежал флакон духов, завернутый в шелковый шарф цвета голубого неба. Итальянка взяла с собой этот шарф потому, что цветом он был похож на глаза Матиаса. Выпрямляясь, Карла почувствовала, что у нее снова начинаются схватки. Женщина положила сверток на стол, уперлась ладонями в колени и стала тяжело дышать, изо всех сил сдерживая крик. Она чувствовала на себе испытующий взгляд хозяйки дома. Старуха молчала, и Карла была ей благодарна. В прошлый раз повитуха обрушила на нее столько бесполезных советов, что пришлось приказать ей заткнуться. Боль между тем утихла.

Карла выпрямилась и заставила себя улыбнуться. Алис ответила на ее улыбку.

– Очередные схватки, которые прошли и больше не вернутся, – сказала она гостье.

– Хотелось бы знать, сколько еще, – вздохнула та.

– Лучше не знать, любовь моя. Их будет больше, чем ты можешь представить. Забывай каждую, пока не начнется следующая, и ты проплывешь сквозь них, как королевская лодка по реке из молока ослицы.

– Иногда я боюсь, что у меня не хватит сил.

– Во всей вселенной нет существа сильнее, чем рожающая женщина. В противном случае никого из нас не было бы на этом свете. Когда предстоит великое дело, у всех появляются силы, не беспокойся. А пока почему бы нам не наслаждаться жизнью, насколько это возможно?

Вера Алис в их силы стала для Карлы настоящим бальзамом. С ее души словно свалилась огромная тяжесть. Однако такая сильная реакция на незнакомого человека удивила графиню и заставила ее задуматься, разумно ли это. Нет никаких оснований доверять – свою жизнь и жизнь своего ребенка – этой странной старухе. Никаких, за исключением инстинкта. И силы духа старой женщины. В последнем можно было не сомневаться – ведь Карла здесь, живая, в Кокейне. Она выстояла. Женщина напомнила себе, что в ее жизни уже были подобные ситуации – и тогда она тоже выстояла. И она отбросила сомнения. Ее самый главный враг – страх, в какую бы форму он ни рядился.

Итальянка улыбнулась:

– Чудесный план. Да. Почему бы нам не наслаждаться жизнью?

Она взяла сверток и протянула его Алис.

– Что это? – спросила старуха.

– Для вас, мадам. Сувенир.

Пожилая женщина вытерла руки о подол, взяла сверток и развернула его. Потом она прижала шарф к щеке – от нее не укрылось качество ткани. Внимательно рассмотрев флакон, она извлекла стеклянную пробку и провела ею под подбородком.