Двенадцать друзей Бошена (СИ)

— Я вырос в семье консерваторов — мои родители придерживались строгих религиозных убеждений и воспитывали меня по всем законам морали. И наказывали за любую провинность — будь то опоздание к ужину или пролитые чернила. Да, меня учили чистописанию и каллиграфии, пока мои сверстники играли в футбол. Когда я подрос, меня отдали в закрытую гимназию — и только на первый взгляд она была тюрьмой, а на второй ты уже убеждался, что это и есть тюрьма. Домашние наказания там мне показались ласковыми пошлепываниями. Но, когда нельзя, хочется еще больше, верно? — Мистер Бошен откинулся в кресле, приглушая голос. — Там я впервые влюбился. В товарища, в альфу, потому что омег там не имелось, даже среди учителей. К сожалению, продолжать наши отношения после окончания учебы мы не смогли, постарались наши семьи, а потом, когда я встретился с ним, уже будучи взрослым, у него был любимый человек. Это дало мне осознать простую истину: будь счастлив уже сегодня, завтра может разрушить твои планы. Вы омега, Боб. Вы думаете, я не знал этого, приглашая вас на проект?

Боб открыл рот, сцепив пальцы в замок:

— То есть вы знали, что я омега, и все равно взяли? Но зачем?

— Так интереснее. У всех есть право на счастье. Я знаю все про всех участников, я неплохой психолог — и был уверен, что вы обзаведетесь на проекте своим альфой. Правда, не думал, что так скоро… Но это даже к лучшему: найти среди вас натурала — второстепенно. Мне нравится наблюдать за вами без какой-либо цели, не считая того, что я таким образом компенсирую себе годы, когда я был бессилен. А тут у меня целый проект — согласитесь, что это интересно?

— Да, но…

— Идите, Боб, и не беспокойтесь ни о чем — ваша тайна останется тайной, если вы сами ее не разболтаете.

Покинув зал, Боб на автопилоте дошел до комнаты, где его уже ждал Тим. Выслушав сбивчивый монолог, тот сказал, широко улыбаясь:

— Вот это да! Не знаешь, где выпадет счастливый билет! А я тебя еще обрадую — у нас в понедельник свидание. Харви отказался от ужина с тобой в мою пользу.

Все дни до голосования Боб ходил счастливо-пришибленный, и о том, что выгнали Элмера, узнал, только когда тот начал со всеми прощаться. Целитель неприязни ни у кого не вызвал, но было заметно, что еще пара приключений, вроде сауны, и он сам попросится домой. Обменявшись со всеми номерами, Элмер отправился собирать вещи и раздаривать оставшиеся настойки, а Тим, наклонившись к Бобу, шепнул:

— Пошли на крышу? Покачаемся в гамаке. Там типа звезды.

Типа звезды Боб и так мог посмотреть, только теперь, вдвоем, было куда интереснее.

6

В комнате Джесси было установлено зеркало визажиста — большое, квадратное, с яркими круглыми лампами по всему периметру рамы, в нем отлично замечалось каждое пигментное пятнышко и веснушка. Даже светлые крапинки в зрачках и тень от ресниц. Прекрасно заметны красные следы от засосов на шее и отпечатки пальцев на бедрах. Четко видна капелька смазки на головке члена, который, елозя по темной поверхности столика, оставлял на нем мутные следы.

— Наклонись ниже, детка.

Джесси наклонился — и стало также видно, что искусанные губы имеют неоднородный вишневый оттенок. Рука Дарена сместилась по бедру выше, и поверх нее легла другая — больше и крепче. И волосатее. В этот же момент толчки замедлились, Дарен, насаживаясь задницей на член Харви, почти вышел из омеги, проезжаясь по простате.

— Нет, не прекращай! — взмолился Джесси, подаваясь назад и надеваясь хлюпающей растраханной дыркой на Дарена. — А-ах!..

С ним творилось что-то невероятное: состояние напоминало течку, но соображал он лучше и чувствовал все, что с ним делали, и как гладили в четыре руки и целовали везде, пока не подтолкнули к столику и не попросили расставить ноги. Мокрое, пропитанное мускусной смазкой белье упало к ногам, с члена тут же упала одна капля, вторая, точно он и правда был в течке. А потом, по тому, как дернулся внутри член Дарена, Джесси понял, что прикольного в «паровозике» и вообще в сексе втроем — каждое движение Харви сзади отдавалось сладкой судорогой в них обоих, и в Дарене, и в Джесси. Удовольствие, помноженное на три.

— Еще немного, детка, еще немного, и ты кончишь, обещаю, — шептал хрипло Дарен, целуя его шею.

Джесси всхлипывал, чувствуя скорую разрядку, дрожал, запрокидывал голову ему на плечо, чтобы не видеть творящееся в зеркале волшебство, силясь продлить наслаждение, подступающее к самому краю, и впивался в край столика ногтями, зная, что немного, и…

— Джесси, ты на завтрак идешь?

Джесси сел рывком, прикладывая одну руку к груди с колотящимся сердцем, а вторую к бугорку под пижамными шортиками.

— Иду! — крикнул он стучащему Бобу. — Дайте мне одеться…

Рухнув на кровать, он зарылся головой в подушку и зарычал, что было трудно сделать, не выговаривая букву «р», матерно высказывая все свои мысли по поводу и Дарена, и Харви, и сна, и того, что ему не дали в нем кончить.