Двенадцать поэтов 1812 года

Дельвиг, Пушкин, Баратынский,Русской музы близнецы,С бородою бородинскойЗавербованный в певцы,Ты, наездник, ты, гуляка,А подчас и Жомини,Сочетавший песнь бивакаС песнью нежною Парни!Ты, Языков простодушный,Наш заволжский соловей,Безыскусственно послушныйТайной прихоти своей!Ваши дружеские тени

Часто вьются надо мной,Ваших звучных песнопенийСлышен мне напев родной;Ваши споры и беседы,Словно шли они вчера,И веселые обедыВплоть до самого утра —Всё мне памятно и живо.Прикоснетесь вы меня,Словно вызовет огнивоИскр потоки из кремня.Дни минувшие и речи,Уж замолкшие давно,

В столкновеньи милой встречиВсё воспрянет заодно, —Дело пополам с бездельем,Труд степенный, неги лень,Смех и грусти за весельемНабегающая тень,Всё, чем жизни блеск наружныйСоблазняет легкий ум,Всё, что в тишине досужнойПища тайных чувств и дум,Сходит всё благим наитьемВ поздний сумрак на меня,И событьем за событьем

Льется памяти струя.В их живой поток невольноОкунусь я глубоко, —Сладко мне, свежо и больно,Сердцу тяжко и легко.1864 г. (?)

«В воспоминаниях ищу я вдохновенья…»

В воспоминаниях ищу я вдохновенья,Одною памятью живу я наизусть,И радости мои не чужды сожаленья,И мне отрадою моя бывает грусть.Жизнь мысли в нынешнем; а сердца жизнь в минувшем,Средь битвы я один из братьев уцелел:

Кругом умолкнул бой, и на поле уснувшемЯ занят набожно прибраньем братских тел.Хоть мертвые, но мне они живые братья:Их жизнь во мне, их дней я пасмурный закат,И ждут они, чтоб в их загробные объятьяПрипал их старый друг, их запоздавший брат.1877 г.

Приложение 2

КОНСТАНТИН БАТЮШКОВ: ПАРИЖСКИЕ ПИСЬМА[427]

Н. И. Гнедичу

27-го марта 1814 г., Juissi-sur-Seme, в окрестностях Парижа

Я получил твое длинное послание, мой добрый и любезный Николай, на походе от Арсиса к Meaux. И письму, и Оленину очень обрадовался. Оленин, слава Богу, здоров, а ты меня, мой милый товарищ, не забываешь! Теперь выслушай мои похождения по порядку. О военных и политических чудесах я буду говорить мимоходом: на то есть газеты — я буду говорить с тобой о себе, пока не устанет рука моя.

Я был в Сире, в замке славной маркизы дю-Шатле, в гостях у Дамаса и Писарева. Писарев жил в той самой комнате, где проказник фернейский писал «Альзиру» и пр. Вообрази себе его восхищение! Но и в Сире революция изгладила все следы пребывания маркизы и Вольтера, кроме некоторых надписей на дверях большой галереи; например: Asile des beaux-arts [Убежище изящных искусств (фр.)] и пр. существуют до сих пор; амура из анфологии нет давно. В зале, где мы обедали, висели знамена наших гренадер, и мы по-русски приветствовали тени Сирийской нимфы и ее любовника, то есть большим стаканом вина.