Двенадцать стульев

Автор отзыва, похоже, сообщал лишь то, что узнал лично. Например, о курьере-уборщице К. Н. Зозуле, родившейся в 1892 году, сказано: «Здоровая. Добросовестная, политически развита слабо».

Характеристики розыскников были отнюдь не однозначны. Например, агента первого разряда И. Е. Иваненко: «Спокойный, усердный, мягкий, добросовестный, оператор-следственник средний, политически развит слабо. Хороший товарищ».

Примечательна и характеристика агента второго разряда Л. Н. Шпигеля. Наряду с оценками усердия, добросовестности, политического развития, образа жизни и отношений с товарищами, указывалось: «Обнаруживает знания Уг<оловного> и Уг<оловно->Проц<ессуального> К<одексов>».

Отметим, что советский уголовный кодекс вступил в силу с 1 июня 1922 года. А уголовно-процессуальный – через месяц.

Стало быть, даже полгода спустя знание УК и УПК – редкий случай в Одокругрозыске. Впрочем, не со всех тогда и спрашивали.

Что до Катаева-младшего, претензий к его теоретической подготовке не высказано. Так, в связи с регулярно проводившимися сокращениями штатов, начальник одесского окружного губернского управления уголовного розыска подготовил 19 июня 1923 года список подчиненных, где приводились и краткие характеристики. Согласно этому документу, мангеймский уполномоченный – «хороший, заслуженный работник угрозыска»[127].

Только о нем такой отзыв, прочие куда менее эмоциональны. Например, И. М. Барба – «хороший, энергичный работник».

Отнюдь не все отзывы положительны. К примеру, В. М. Бевзенко – «слабый, но старательный работник».

Были определены и кандидаты на увольнение. Так, о некоем Е. Г. Петрове сказано, что «слабый работник, для работы в розыске не годится (сокращается)».

Увольнение предусматривалось не только по этой причине. А. И. Шаровкин, к примеру, «хороший, дельный работник, но сокращается как сидевший под стражей в ГПУ».

Вряд ли речь шла о серьезном проступке, если он вообще был. Иначе не служил бы Шаровкин в угрозыске.

Однако начальник Шаровкина, намекнувший руководству, что увольнение нецелесообразно, мог помочь подчиненному лишь итоговой характеристикой – для службы в другом учреждении.

Случай примечательный. Объясняющий, в силу каких причин Катаев-младший скрывал полугодовой арест. Да и чем рисковал.

«Чины и ранги»

Итак, в июне 1923 года Катаев-младший – едва ли не лучший сотрудник губернского угрозыска. Ценимый начальством, уважаемый коллегами.

Но трех месяцев не прошло, как он подал рапорт об увольнении. Затем, согласно послужному списку, уволен из угрозыска «по личному желанию»[128].

Одесские архивисты, рассуждавшие о причинах медицинского характера, конечно, видели и другие. Только не было тогда иной возможности документы в научный оборот ввести. Зато определено точно, когда в угрозыске началось изменение ситуации – осенью 1922 года.

Действительно, проблема бандитизма в ту пору отчасти деактуализовалась, причем не только стараниями угрозыска. Решающий фактор – нэп. У крестьян, ставших бандитами, появилась возможность вернуться домой в села и работать, не опасаясь постоянных реквизиций.

По мере роста крестьянского достатка появлялись и у сельской администрации новые возможности, скажем так, поживиться, а Катаев-младший оказался помехой. На что и намекали одесские архивисты.

Соответствующие документы они видели, но рассказать о них не могли. Одно из важнейших свидетельств – рапорт Катаева-младшего начальнику Одесского окружного отделения угрозыска 19 июня 1923 года[129].

Тогда в список личного состава и внесена характеристика Катаева-младшего как «заслуженного работника угрозыска». Отношения с начальником давно уже сложились доверительные. Потому рапорт составлен так, чтобы и конкретный адресат, знавший контекст, понимал больше, чем написано, и посторонним было б можно показать. Речь шла о причинах, обусловивших перевод – вопреки желанию сотрудника – «из Фр<идриха> Энгельса района».

Катаев-младший подчеркивал, что изначально вовсе не стремился оставаться именно в этом районе, а служил там, куда направляло руководство. По его словам, вопрос о переводе возник из-за постановления районного партийного комитета, поддержанного окружным. И дело не в том, что «уполномоченный» стал хуже работать. Наоборот, он указывал: «В 1923 году бандитизм совершенно прекратился, но мне благодаря жизненности осведомсети удалось раскрыть ряд преступлений по должности и злоупотреблений».

Согласно рапорту, в казнокрадстве и взяточничестве уличены местные администраторы, включая председателя сельсовета. И все они были из-под стражи освобождены стараниями председателя районного суда, отменявшего аресты или бравшего преступников «на поруки».