Двенадцатый четверг тридцатого октября

Я, правда, не слушала их разговоры. Только разве что – улавливала суть иногда. И не более! В перерывы – когда одна песня сменялась другой. Остальное – было мне неинтересно.

– Вот и послушаешь рядом с детьми, – нахмурилась она, покачивая на руках мальчика.

– Приступила к правилу: трех повторений? – изогнула я правую бровь и злорадно рассмеялась. – Не сработает! Можешь – хоть еще сто три раза сказать. А после – и повторить мне это! Я не сдвинусь с этого места – мне и здесь хорошо. Нор-маль-но! – процедила я сквозь зубы. Цедя слово – отрезками. И потеплее укуталась в свою светло-зеленую дутую куртку, с капюшоном.

Пряча руки – сначала во внутренние карманы теплой серой толстовки. А после чего – и в светло-коричневой подкладке верхней одежды. Стараясь, под ней и своими плечами, приподнять съехавший с ног, в легких черных джинсах, клетчатый темно-синий плед.

Подгибаю под себя ноги и сбрасывая черные кроссовки, сидя на темно-сером стуле, для походов. Из плотной однотонной ткани, натянутой на серую металлическую опору. И ухожу не с головой, а нижней половиной лица, в тепло. Грея своим же дыханием, впитанным и сохраненным в ткани, небольшие пухлые и растрескавшиеся губы. Покусанные белыми ровными зубами, что сами на себя сейчас не попадают. И курносый конец ровного маленького носа, с пухлыми розовыми щеками, по обе его стороны. Темно-карими глазами продолжая зондировать обстановку и ненавидеть три вещи, подряд.

А точнее – картины. Ту, что передо мной! Ту, что на мне! В виде растрепавшихся длинных каштановых прядей, что лезут везде и всем. Липнут к бледному, высокому и жирному, от того и потному, лбу. И электризуются от синтетики. Широкие темные брови, хоть и сбивают эти мутные капельки, и разводят их по сторонам, как в море – корабли. Но недостаточно для того, чтобы полностью пресечь попадание их в глаза. Тогда – в дело вступают и темные длинные ресницы, но и они не больно помогают, как и спасают. Путают – только больше и запутываются в прядки. Смешивая все это дело – в какое-то подобие Кузена Итта из семейки Аддамс. Связать бы их вокруг шеи и… И! Что, и? Все равно – не умру. Только шея, лишний раз, болеть будет. И голова – разрываться. Так и о чем, то бишь, я? К чему шла и, по итогу, пришла? От чего шла-то?! Да! Картины! И ту, что во мне! Ничто человеческое ведь – не чуждо. Но в тоже время: что человеку хорошо – то демону смерть!

Температурный режим и теплообмен! Спасибо деду за победу! А отцу – за так и не начатую, но проигранную в сухую, войну. Бежал с поля боя так, что пятки сверкали. И темные короткие каштановые пряди – летели назад. Оно и понятно! Первый уровень, как и первая книга из трилогии, всегда интереснее и захватывающе последующих. Тем более, когда дело, в них, касается – не только банального перепихона и инкубаторства, а еще венчания, свадьбы и самого рождения ребенка. Позор позором, а и ему – плевать! Но, как ни посмотри, а ответственность и авторские права, в этом деле, очень трудно признавать и принимать.

А я осталась с ней! С матерью. Теперь я – под нее. И словно – человек. Словно! Внутри – демон, снаружи – человек! Но и это – до поры, до времени…

Звездный и лунный вечер. В темно-зеленом лесу. Из выскребающих темно-синий полог неба, истыканный и продырявленный светло-желтыми точками и желто-оранжевым диском, сосен и елей. Обещал быть длинным и ни капельки не томным! Длинным и холодным. Осень! Только – начало и сентябрь… Но уже – от нее никуда не деться!

На колу висит мочало – начинаем все сначала

. А точнее – с момента, где мои мысли так бестактно прервали. И зачем я только поперлась на этот День рождения?! Даже – несмотря на еду и напитки… Костер! С рыже-желтыми, даже красными и алыми, языками пламени. На темно-коричневых ветках и остатках черных головешек угля. В окружении белых, сколотых и обугленных, кирпичей. У которого я так и не села. Опять же – мне же тепло! В самом дальнем углу занятой нами площадки, и лобного места леса, разместилась! За серо-белым, разбирающимся пластиковым столом, на серых металлических ножках. А их, вместе с едой и питьем, к земле холодной тянет.

К зиме, холодам и одиноким котелкам. Как и всех нас! Меня, правда, чуть меньше, чем остальных и окружающих меня. Но все же! Еще немного, в этом окружении, и я поверю, что я – человек. Разуверив в демонов и дьявола, ангелов и бога. Во всех смыслах! В себе и не себе. И придушу – себя же. Либо наушниками, либо волосами… Или на дереве вздернусь – теми же первыми или вторыми.

А могла ведь и дома отсидеться, прикинувшись, что: готовлюсь к завтрашним парам. Но на кой черт?! Они обо мне не думают, а я, с какого перепуга и перепоя, должна?

– Девчонки, не ругайтесь! Ну, не хочет она идти к детям – пусть не ходит!