Двенадцатый четверг тридцатого октября

Компания пребывала в шоке от моих слов. Я же была спокойна, как удав. Впервые! Помнится… А! Ну, Аннабель мне и сказала! Она мне и говорила о том, что я: слишком много стала говорить! Но разве это – плохо? Даже, если я и отхвачу… А что – и скорее всего! Разъяренный и мечущий молнии в меня. Громыхая, при этом, голосом. Взгляд Анны. Не предвещал ничего хорошего. Я буду точно знать, что получила – за дело. И что свою позицию – я отстояла! А не трусливо убежала, поджав хвост. Да, Ань! Я теперь – не прячу глазки в пол от проступка. Не прячу их и от грязного слова, сказанного при тебе и тебе. Я теперь – другая! Я теперь – гуляю! Как меня занесло-то! Другая! Да! Иная! Пора бы уже и привыкнуть!

Каким-то образом ощутив, что говорят о нем, ребенок зашевелился. Завошкался и как-то тихо заныл. Даже – завыл. Надеюсь, во сне тебя волки грызут. Да и вовсе – загрызли! Загрызли и сгрызли! Будешь знать – как семейное счастье воровать. Плохая?! Да, не спорю! Эгоистичная и лицемерная? Самолюбивая и самовлюбленная?! Дайте две. А там – и четыре! Да! Это все – да! Но лишь потому, что: не хочу делить Аннабель с кем попало! Какого черта он, вообще, к ней спать улегся?! Есть еще, как минимум, два теплых места. Пусть к ним идет! На их счет – претензий нет.

Их, правда, так удивляют мои слова? Неужели они считали, что дни, плавно перетекающие в недели, а там месяцы, годы, проведенные с их детьми и не их детьми – смогут настроить меня на беременность? Роды и своих детей?! Да черта с два! Я их ненавижу. Уже! Что будет, когда у меня появятся свои? Еще! Я же убью их. Тут же! Без суда и следствия. Да и до рождения – после зачатия. Коль, не пресеку до и во время. Чего хотелось бы – неимоверно! Что я, даже готова вспомнить о боге, да и всех богах, моля их об этом. Одновременно всех и вкупе!

Вот уж, правда… Не оставляйте! Если что я и поняла из собственной жизни – никогда не оставляйте старшего ребенка с младшими, не родными, да и родными, нянькой. И надолго! Рано или поздно – это въестся и… На будущих детей и внуков – вы смело будете смотреть в чужих руках и у чужих людей, в род или детдомах. А ваше чадо вступит в ряды чайлдфри. Да там и до парада – недалеко. И ладно, если дирижаблей. Та же тема, кстати, с работой и семьей. Чрезмерная слежка и опека, забота – дадут по мозгам и перевернут игру мира. И добро пожаловать в мир без детей! Рай или ад… Каждому – свое! А что, собственно? Увлекательно. Мир. Без. Детей! Кому: Я. Тебя. Люблю! Кому: Выходи. За. Меня! А кому… Это и эти три слова

! Вкусовщина и цветовщина, не более.

Нет детей – нет проблем! Я никогда не делаю того, чего не понимаю. Зачем? Зачем дети? Стакан воды? Опять?! Да я его сам налью и рядом поставлю. А лучше фильтр или бутыль. Дальше, что? Хочется? А мне не хочется. А смысл жизни? Нельзя вкладывать в детей – свой смысл жизни! Он. У них. Свой

! Они найдут – свой. А ты, в свою очередь, вот попробуй найти и свой. Без них! Закрыли тему. Какой смысл может быть в том, что не ты себе дал и не ты у себе же отберешь? Тебе, не спросив, дали и так же, не предупредив и не сказав, от тебя же, отберут. В жизни. Нет. Смысла! Вкладывать его – в семью? А если семья развалится. Смысла – не будет! Также и в обратную сторону. Не будет тебя – не будет семьи, детей…

– Тихо-тихо! Спи… – зашептала Анна, нежно и ласково укачивая это отродье.

А меня взяла измена. Все рогатые и рогоносцы, в очередь! За мной будите. Отлично, давай! Давай забудем обо мне и будем успокаивать его. Давай не любить меня и будем лелеять его.

– А, может, ты его еще и к себе домой возьмешь?!

К себе. Не к нам! Вот так и теряют друзей! Так и теряют семью.

– Дарина! – рыкнула она.

И уже полноценно – повернулась ко мне. Не только лицом и головой, а и всем своим тучным корпусом. Но и при этом – стараясь как можно меньше двигаться. И вообще – не двигаться. Естественно! Чтобы не разбудить его. Для меня – она этого никогда не делала.

А когда она, вообще, что-либо делала для меня?! До десяти лет – я была на попечении бабушки. Валентина! Женщина, пятидесяти двух лет. Прекрасная женщина и прекрасный человек! С кучей милых мимических морщинок, у аккуратных, небольших старческих губ и светло-карих глаз. С подернутыми сединой, короткими светло-каштановыми волосами. И с чуть сгорбленной, но худой фигурой. Чуть ли не единственный, пока и на моем веку, кто хоть как-то был в моей треклятой жизни. И принимал в ней какое-то участие. Да и практически – все! Была и есть, мне и для меня, вместо матери и отца! Пока первая работала и отбивалась от мыслей о втором! А после… После – на самостоятельном. Так сказать: под свою ответственность и на своем попечении! Я принадлежала – лишь себе. Только, сугубо, на материальном попечении – я была у нее. Что касалось отношений, как чувств и эмоций, так ощущений и души – было не к ней.